Сонеты, песни, гимны о любви и красоте - [6]
Шрифт
Интервал
И к свету поднимает хмурый взгляд.
Так сердце, что истерзано штормами,
Встречает луч, не скрытый облаками.
41[120]
Что вызывает, воля или нрав,
Её жестокость к недругам смиренным?
Нрав можно изменить, беззлобной став,
А волей запретить свирепость к пленным.
Но если волей с нравом, столь надменным,
Влюблённым нанесёт она удар,
Их горем наслаждаясь неизменным,
Напрасен красоты ей чудный дар.
Пустая гордость этих дивных чар
Для тех несчастных — ложное обличье:
Кого спалил любви бесплодный жар,
Теперь её ничтожная добыча.
Прекраснейшая! всё же не должна
Краса такая быть посрамлена.
42[121]
Любимая, что так черства ко мне,
Терзая больно, всё же мне по нраву,
И чем сильней скорблю я в тишине,
Тем больше пью любовную отраву.
Я не хочу (желанья тщетны, право)
Избавиться от пыток навсегда,
Но сердце ей в залог отдам по праву,
Ликуя в милом рабстве все года.
Приятно ей — пусть свяжет без труда
Мне сердце цепью твёрдой, неразрывной,
Чтоб ветреных амуров череда
Не совращала страстью неизбывной.
Лишь не позволь ей быть жестокой впредь,
Не дай мне раньше срока умереть.
43[122]
Молчать, иль говорить мне, коль придётся?
Заговорю — в ней гнев кипит взрывной,
Смолчу — моё же сердце разобьётся,
Иль захлестнётся желчною волной.
Тиранство то — глумиться надо мной,
Сковав язык и сердце мне в гордыне,
Чтоб я без слов, без мысли потайной,
Как пень тупой погиб в своей кручине.
Но сердце научу я, как отныне
Благое дело молча защищать:
И взгляду подскажу, как в благостыне
Её глазам письмо любви читать.[123]
В нём разберёт умом глубоким скоро
Она и страсти сердца, и укоры.
44
Когда герои славные Эллады
Устроили в гордыне дерзкий спор,
Забыв о Золотом Руне, — усладой
Своей игры Орфей унял раздор.[124]
Зато в гражданских войнах на измор,
Что супротив себя веду я страстно,
Все чувства бьются так, что до сих пор
Ни ум, ни навык их сдержать не властны.
Ведь я своею лирою несчастной
Так умножаю злость моих врагов,
Что пыл страстей и скорби ежечасно
Меня в сраженье новом бить готов.
Чем больше жду я мирного исхода,
Тем злобней их становится природа.
45
Зачем в чистейшем зеркале своём[125]
О дева, зришь ты облик свой прелестный?
Ведь ты внутри меня скорей, чем в нём,
Свой истинный портрет увидишь лестный.[126]
В моей душе есть образец чудесный,[127]
И не доступный для земных очей:
Идея красоты твоей небесной,[128]
Бессмертной каждой чёрточкой своей.
Когда б её не сделали тусклей
Твоя жестокость и мой дух печальный,
Твой дивный лик мог быть ещё милей,
Светлей и чище, чем ручей кристальный.
И коль себя во мне увидишь ты,
Не омрачай своей же красоты.
46
Когда прошёл свиданья краткий час,
Меня краса отправила в изгнанье,
Но мне велит небесной бури глас
Остаться вопреки её желанью.
Кому мне подчиниться без страданья?[129]
Что лучше мне, то знают небеса,
Но с нижним небом спорить — наказанье,
Мной правят бессердечные глаза.[130]
Вы зрите, небеса, мои печали,
Так пусть же ваша скроется гроза;
Удар двойной я вынесу едва ли,
Коль всех штормов нагрянет полоса.
Ни у кого снести не будет силы
Те бури, что летят ко мне от милой.
47
Не верь глазам с предательской улыбкой,
Не изучив обман их до конца:
Так золотой крючок от глупой рыбки
Хитро скрывает чешуя живца.[131]
Улыбкой льстивой слабые сердца
Краса к себе влечёт гордыней злою,
И каждого несчастного глупца,
Поймав, съедает с радостью большою.
Пока она кровавою рукою
Их бьёт, её улыбчив дивный взгляд,
Внушив своей жестокою игрою,
Что смерти боль им слаще всех услад.
Сильны те чары, в нас рождая мненье,
Что в жизни — боль, а в смерти — наслажденье.[132]
48[133]
Листок невинный, ты жестокий гнев
Её принял, когда тебя надменно
Она, всех просьб твоих не рассмотрев,
В огонь швырнула жертвенный мгновенно.
Не заслужил ты участи презренной,
Еретикам такая смерть под стать;[134]
Ведь ты принёс не ересь, не измену,
Хотел благое дело защищать.
Меня, кто стал беспечно возвещать
О тяжких муках сердца поневоле:
Но слушать не хотелось ей опять
Те жалобы мои о смертной боли.
Будь жив ты вопреки ей много лет,
И славь её, хоть примешь зло в ответ.
49[135]
Прекрасная жестокость![136] Силой глаз
Своих сражаешь ты в одно мгновенье.
Знай, милосердье — мощи той алмаз,
И слава не в убийстве, а в спасенье.[137]
И если ты находишь наслажденье,
Являя гордо мощь своих очей,
Не тронь того, чья жизнь — к тебе почтенье,
Но лишь врагов ты грозной силой бей.
Пусть ощутят они её сильней,
Как Василиск[138] рази их властным взглядом,
Но милостью того дари своей,
Кто пал у ног твоих смиренно рядом.
Тобой дивиться станет мир втройне,
Ведь будешь жить ты, жизнь даруя мне.
50[139]
Болезнью истомился я двойной,
От ран сердечных и страданий тела,
Тут лекарь зелье вынул предо мной:
Недуг телесный вылечу умело!
Тщеславию, сказал я, нет предела:
Вся суть в несчастьях духа и ума;
Не сердце ль телом ведает всецело?[140]
И правит им, как хочет, без ярма.
Ты снадобьем, живительным весьма,
Лишь приведи больное сердце в чувство,
Тогда из тела хворь уйдёт сама:
Но здесь бессильно медиков искусство.
О, ты, моей всей жизни Врач и Друг,
Начни лечить сердечный мой недуг.
51[141]
Для статуй, что прекрасней всех на свете,
Брал твёрдый мрамор скульптор неспроста:
Дабы не исчезала за столетья
Великих монументов красота.