Сон войны - [28]

— Мне не дают визу, потому что я не гражданин СМГ. Меня не выпускают из СМГ, потому то у меня нет визы. Не кажется ли вам, сударь, что это какой-то порочный круг?

— Один из многих, Андрюша, — тихо сказал он и посмотрел на меня с тоской и страхом. И с чувством долга. — Тебе никогда не выбраться из Дальнего Новгорода. Так надо.

— Кому надо, Колюнчик?

— Всем. Мне. Ему… — он ткнул большим пальцем назад, на опричника Петина, замершего в напряженно-свободной позе. — Им… — он кивнул на очередь за моей спиной, уже начинавшую роптать, а может быть, и на весь зал ожидания. — Всем людям. Понимаешь Андрей?

— Чушь собачья. Всем людям нужно держать одного меня в вашей марсианской канаве?

— Ты скоро поймешь, — пообещал Колюнчик. — Наверное, ты уже понял, просто боишься признаться в этом самому себе. Но ты скоро перестанешь бояться, и…

— И перегрызу кому-нибудь из вас глотку! — продолжил я. — Быть может, тебе!

Я непроизвольно возвысил голос, и расслабившийся было Харитон опять возложил руку на кобуру.

— Это не исключено, — кивнул Колюнчик. — Хотя и маловероятно… — Он помолчал, глядя на меня все с той же смесью во взоре. Впрочем, теперь к этой смеси добавилось еще что-то — кажется, жалость. — Продолжим? — спросил он. — Или на сегодня хватит?

— Ну уж нет, — сказал я. — Давайте продолжим, сударь. Как насчет Фобоса? Русского Фобоса, разумеется. Могу ли я, с моим бессрочным билетом и с моей тысячею целковых, предпринять столь мизерный по дальности вояж?

— Можете, сударь, — вздохнул Николай Иванович. — Только я обязан предупредить вас о том, что территория русского Фобоса объявлена зоной повышенной радиационной опасности. Предъявите, пожалуйста, вашу медицинскую карту…

4

Спустя три или четыре часа я иссяк.

То есть, меня-то хватило бы еще на столько же, если не больше. Я был дьявольски терпелив. Как всегда. Как ежедневно в течение последнего месяца, с тех самых пор, как понял, что попал в бюрократический тупик. Дубинка Харитона Петина разъяснила мне это весьма доходчиво — и тогда же я зарядил себя терпением на добрую половину вечности.

Я бы мог и продолжать — но иссякли мои документы, опять оказавшиеся недостаточными. А на повторный круг Николай Иванович не изволил согласиться: «Мы с вами только что об этом говорили, сударь».

Завтра я скажу, что не помню. К другому барьеру я тоже смогу встать только завтра… А за неделю хождений по присутствиям я обновлю бумаги, подписи, даты, штампы. Поднакоплю новых справок и поручительств. И начну с нуля. Покорно, благонамеренно, законопослушно. Дьявольски терпеливо.

Рано или поздно они расслабятся. Рано или поздно Харитон со товарищи утратят бдительность, и никто из них не явится на свой пост. Или явится, но с незаряженным парализатором, и дубинка будет валяться где-нибудь на скамье в курилке. А на нейтралке в это время будут люди — и пока опричники решатся начать пальбу, я успею пробежать нейтралку и запрыгнуть на какой-нибудь трап. Любой… У Марсовой Губернии нет своих заатмосферных судов, и даже в Марсо-Фриско ходит графский микрокосмобус класса «Блоха». Любой трап окажется для меня спасительным: первая же его ступенька является территорией чужого государства.

А есть ли у меня выездная виза и почему ее нет — в этом мы будем разбираться там, в каюте капитана. Там я куплю себе любую визу. Если она там вообще понадобится…

Только я должен быть дьявольски терпеливым, чтобы этот мой план сработал. Весьма ненадежный, сомнительный, вряд ли осуществимый план. Но другого у меня нет.

Надеюсь, на моем лице нельзя было прочесть моих коварных замыслов. Хотя — кто его знает… Уже отойдя от барьера на свои двадцать шагов, я оглянулся и сделал ручкой Харитону Петину. Харитон усмехнулся почти дружелюбно, застегнул кобуру и тоже сделал мне ручкой. Экий, право же, лицемер!

Прижимая локтем папку с документами и другой рукой нашаривая в кармане ключи от машины, я направился к выходу из вокзального купола. Большая толпа туристов (только что прибыл рейсовый с Европы) выстроилась в очередь к зарядной стойке, разглядывая свои новенькие кислородные маски. Некоторые уже разобрались в несложной упряжи и объясняли другим: что куда и как удобнее. Кислород в космопорту был не бесплатен — это возмущало новоприбывших и одновременно убеждало их в необходимости раскошелиться.

— А нам говорили, что воздух в долине пригоден для жизни! — обиженно заявила немолодая дама с молодежной прической «коронный разряд», произведя свою первую трату дальнерусской купюрой и получая сдачу.

— Смотря для какой жизни сударыня, — резонно ответствовал ей служитель. — Мы-то уже привыкшие. Ну, и вы можете привыкать, если желаете…

Я вспомнил, что мой баллончик тоже пуст — но стоять в очереди не хотелось. Да и целкового жалко, а в гостинице мне зарядят за так.

Возле туристов толкалась, делая свою коммерцию, обремененная корзинами пацанва из усадьбы господина Волконогова — продавая редьку, хрен и сладкий горошек, по вкусу мало чем отличающийся от хрена. Я ухватил одного из них за ухо и заглянул в корзину. Вот именно такой стручок я и купил в первый свой день на Марсе — и не исключено, что как раз у этого пацана.