Сон ведьмы - [16]

— Что это за фокус? — спросил Октавио, увлечённо наблюдая за ним.

— Это не фокус. Это искусство. Это единственное, что я делаю хорошо, — печально пояснил Виктор Джулио, — по утрам и после обеда я развлекаю маленьких детей на площади. Некоторые дети даже дружат со мной, — он передал трость Октавио, — попробуй. Посмотрим, сможешь ли повторить это.

Виктор Джулио взахлёб хохотал над неуклюжими попытками Октавио удержать трость так, как полагалось, — это требует долгих лет практики, — сказал старик, — надо развивать свой большой палец, оттягивая его назад, пока он не коснётся запястья. И ты должен двигать рукой очень быстро, чтобы трость не имела времени упасть на землю.

Октавио вернул ему трость, — давай лучше поймаем этих собак! — воскликнул он, удивлённый внезапным появлением утреннего зарева и красочных пятен, возникших на восточном небе.

— Виктор Джулио, подожди меня, — закричал позади них ребёнок.

Босая, с чёрными спутанными волосами, завязанными на затылке, шестилетняя девочка быстро догоняла мужчин, — посмотри, какую игрушку подарила мне тётя, — сказала она, позволив старику посмотреть на щенка, отцом которого был только что отравленный Герман, — я назвала её бабочкой.

Она очень похожа на бабочку, правда?

Виктор Джулио сел на бордюр. Маленькая девочка устроилась рядом с ним и положила ему на колени прелестного пухлого щенка. В смятении он пробежал пальцами вдоль чёрной и бледно-жёлтой шкурки.

— Покажи бабочке, как ты заставляешь танцевать свою палку, — попросила девочка.

Виктор Джулио опустил собаку и вытащил из кармана бутылку рома. Не переводя дыхания, он полностью осушил её и бросил обратно в мешок. Старик с тоской оглядел радостное лицо ребёнка. Скоро она вырастет, подумал он.

Она не долго будет сидеть с ним под деревьями на площади и помогать ему наполнять мусорные баки тряпьём и хламом, веря в то, что ночью всё это превратится в золото. Он задумался, будет ли она тоже кричать на него и издеваться над ним, как это делает большинство повзрослевших детей. Он сильно зажмурился, — пусть смотрит, если только палочка захочет танцевать, — прошептал он и встал, растирая свои скрипучие колени.

Словно околдованные, Октавио и ребёнок уставились на трость.

Казалось, она танцевала сама по себе, оживляемая не только быстрым и изящным движением рук Виктора Джулио, но также и ритмичным топотом его ног, его хриплым и всё же мелодичным голосом, которым он пел детские стишки.

Октавио опустил бак и сел на него, восхищаясь мастерством старика.

Виктор Джулио остановился на полуслове. Его трость упала на землю. С удивлением и ужасом он смотрел на щенка, лакавшего сок отравленного мяса, который тихо сочился из бака.

Девочка подняла трость и подала её Виктору Джулио, — я никогда не видела, чтобы ты ронял её, — заметила она с беспокойством, — палочка устала?

Виктор Джулио положил дрожащую руку на её головку и нежно погладил её чёлку, — я возьму бабочку на прогулку, — сказал он, — а ты возвращайся в кроватку, пока твоя мама не нашла тебя здесь. Встретимся попозже на площади. Мы снова будем вместе собирать будущие слитки золота, — он поднял пухлого щенка на руки и сделал знак Октавио следовать за ним по улице.

Бродячие собаки уже не лежали перед закрытыми дверьми, но раскинув свои негнущиеся лапы, они валялись посреди пыльных переулков и их остекленевшие глаза пристально и тупо смотрели в пространство. По одной Октавио связывал их верёвкой, которую Виктор Джулио вытащил из своего мешка.

Бабочка, всё её тело конвульсивно тряслось, извергала струйку крови на брюки старика. Он с отчаянием встряхнул её головку, — что я скажу малышке? — прошептал он, связывая отравленного щенка с другими животными.

Они сделали два обхода, а затем утащили мёртвых собак за окраину города, за дом Лебанесы, за пустые поля, вниз по сухому ущелью. Виктор Джулио прикрыл их грудой сухих веток, полил кучу керосином и поджёг.

Собаки горели медленно, наполняя воздух запахом палёного мяса и шерсти.

Едва переводя дух, с лёгкими, забитыми копотью и дымом, двое мужчин выбрались из ущелья. Не в силах дальше продолжать путь, они рухнули под тень цветущей красным цветом акации.

Старик растянулся на твёрдой земле, ещё прохладной после ночи. Его руки тряслись. Он закрыл глаза и попробовал успокоить своё дыхание в надежде, что это развеет боль, стеснившую его грудь. Он мечтал о сне; о сне, в котором теряешь себя.

— Пожалуй, я уйду, — сказал Октавио спустя некоторое время, — буду делать какую-нибудь другую работу.

— Останься со мной, — попросил старик, — мне надо рассказать ребёнку о собаке, — он сел и умоляюще взглянул на Октавио, — ты можешь помочь мне.

Дети очень рано начинают бояться меня. Она одна из немногих, кто дружит со мной.

Ужасная пустота в голосе Виктора Джулио напугала Октавио. Он прислонился к стволу дерева и закрыл свои глаза. Он не мог больше видеть этот страх и отчаяние, отпечатанные на лице старика.

— Пойдём со мной на площадь. Пусть каждый узнает, что ты новый человек, — умоляюще просил Виктор Джулио.

— Я не останусь в этом городе, — грубо отрезал Октавио, — мне не нравится эта работа. Мне не нравится убивать собак.