Сон в руку - [4]
– Да какая же крайность его погнала в такие трущобы?
– А самая наикрайняя-с! Голод, вот что-с. Там титул титулом, а есть-то всем равно каждый день надо. Да-с!.. Вот этот самый голод и погнал, верно, дедушку вашего туда, где пока до наследства и без денег можно было сытому быть. А раз попав туда и вырваться стало трудно… Там князь и женился, и умер, после тяжкой, говорят, и долгой болезни… Восьмилетний сын никогда его не видал здоровым.
– Однако же сын этот должен же быть крещён и где-нибудь записан? – спросил мой муж. – Были же и в тех американских саваннах, или пампах, какие-нибудь метрики и приходские книги.
– Захотели!.. Там и церкви-то никакой ближе тысячи вёрст, тогда, может, не было… А если и было какое свидетельство, так и то погибло в пожаре, как я вам докладывал.
– Очень жаль-с! Очень грустно – для вдовы и дочери князя Петра! – иронически произнёс муж мой, вставая, как человек решившийся прекратить ни к чему не ведущее объяснение. – Во всяком случае прошу вас покорнейше заявить княгине и княжне моё непременное желание передать им сполна всё наследие прадеда, как только их прямое происхождение от князя Павла будет несомненно доказано. Жена моя и я готовы и обязуемся исполнить эту волю покойного прадеда, даже в том случае, если бы ей прошёл законный срок, – назначенное им пятидесятилетие. Даже и тогда. И своих наследников мы обяжем к тому же… Но опять-таки не иначе, как по представлении несомненных доказательств уж если не законного брака, то хоть какого бы то ни было, – законного или беззаконного, лишь бы действительного рождения вашего мифического князя Петра и его потомства!.. А затем-с, не угодно ли вам будет откушать нашего простывшего постного обеда?.. Я думаю, щи успели превратиться в холодный винегрет. Как ты думаешь, Лена?
Нечего и говорить, что посетителю нашему, после такого заявления, оставалось только поспешно откланяться, извинившись, что продержал нас голодными.
Пожимая мне с горячностью руку, Торбенко объявил, что надеется на меня, и вышел, разумеется, не особенно довольный, из нашего дома.
Нельзя сказать, чтоб и мой супруг блистал кротостью расположения духа в этот памятный нам сочельник. Досталось всем! В особенности лакею и повару, допустившим кушанья простыть или пережариться… Я молча предоставляла гневу его изливаться; да по правде сказать и мало слышала, что вокруг нас делалось. Я вся была поглощена только что слышанным: возможностью существования наших американских родственников, прямых наследников угасшего в России рода князей Рамзаевых.
II
Воспоминание об исчезновении единственного сына прадеда, Павла Петровича, давно обратилось в семейную легенду нашего дома. Бабушка моя, Коловницына, наследовавшая всё состояние Рамзаевых, передавала сыну (моему отцу), что несмотря на деятельные розыски брата отцом её, на все его письма и публикации никогда не было ответа. В ней и сомнения не оставалось в смерти князя Павла и в том, что капитал, «на всякий случай» отложенный прадедом моим, со временем перейдёт к её прямым наследникам, детям её единственного сына.
Отец мой был женат два раза; но дети его от первого брака все умерли в малолетстве. Оставалась одна я, дочь второй жены, рождённая в старости его, когда уж он не думал иметь наследников.
Я знала из наших семейных воспоминаний, что отец мой был очень несчастлив с первою женой; это была болезненная, капризная и недобрая женщина, отравившая последние годы жизни бабушки, а после смерти её, положительно притеснявшая, дожившего до глубокой старости отца её, князя Петра Павловича…
Вообще воспоминание об этой дурной и несчастной женщине легло каким-то кошмаром на всю семью Рамзаевых и Коловницыных.
Мать моя, женщина чрезвычайно богобоязненная, никогда не говорила о ней; но старушка-няня, Мавра Емельяновна, почётное лицо в нашем доме, старушка служившая верой и правдой ещё первой семье отца моего, рассказывала мне часто, тайком от отца с матерью, эпизоды из прошлого, интересовавшие меня, как всякого ребёнка интересуют нянины сказки. От неё узнала я, что её первая «покойница-барыня – не тем будь помянута! – нрава была крутого, своеобычного и непокладливого»; что она много сама повинна была в семейных несчастьях своих, в потере детей… «Никого покойница не любила опричь их, – а их уж без ума, без разуму баловала! – рассказывала Мавра Емельяновна. – Всё позволяла им! Ни в чём не было им запрету, ни завету, – вот и накликала сама на них беду»…
Отчасти это была правда. Старшая сестра моя, едва дожив до шестнадцати лет, во всём околотке приобрела славу какой-то полоумной, беспардонной сорвиголовы. И умерла-то она по своей вине. Страстная охотница до лошадей и верховой езды, она, в отсутствие отца, выдумала себе забаву: сама заводских лошадей объезжала. Ну и не совладала с горячим конём! Сбросил он её на землю, на всём скаку, и убилась, бедняжка, на месте… Мать чуть не умерла сама от горя, но за ум не взялась – с сыном не стала строже; а напротив, вечно из-за него поднимала ссоры с отцом, крик и брань с няньками, гувернёрами и учителями и положительно в ад превратила семейную жизнь своего мужа. Наконец и сын несдобровал: по двенадцатому году он курил и кутил и до того извёлся, что душа в теле едва держалась. А потом вздумалось ему, позднею осенью, когда уж пруды салом затягивало, искупаться; простудился, схватил горячку и умер, едва не уморив и родителей своею смертью. Мать не вынесла этого горя, заболела душевною болезнью и года через три скончалась в жестоких страданиях.
«Подруги» — повесть о двух неразлучных девочках — Наде Молоховой и Маше Савиной. Девочки вместе учились в гимназии. Теперь они выросли, превратившись во взрослых барышень. Но Молохова — из богатой семьи, Савина же вынуждена уже сейчас столкнуться с большими трудностями в жизни. Она сама поддерживает свою семью, больного отца, зарабатывая уроками. Надя постоянно стремится ей помочь. Маша же считает, что никогда не сможет отплатить какой-либо помощью своей более чем обеспеченной подруге. К несчастью, такая возможность представится Маше очень скоро — ее подруга окажется в смертельной опасности…
«…– Мне не холодно! – неподвижно глядя на барыню, ответило дитя.– Но с кем ты пришла? Как ты здесь?..– Одна.– Из церкви верно?– С погосту…– А где ж ты живёшь? Близко?– Я не живу! – так же тихо и бесстрастно выговорила девочка.– Близко живёшь? – переспросила, не расслышав, Екатерина Алексеевна.– Я не живу! – повторила девочка явственней…».
«…– Знаете ли вы, почему порою царь гор окутывается тучами и мраком? Почему он часто потрясает небо и землю грозой и вихрями своего гнева, своей бессильной ярости?.. Это потому, что на вершине его, на ледяном его престоле восседает властитель духов и бездны, мощный Джин-Падишах! – говорил Мисербий.Вот что узнали мы от него в этот чудный вечер…».
«…Стояло начало мая мѣсяца; теплаго, яркаго, цвѣтущаго мая.Всегда красивая Одесса разрядилась вся въ зелень и цвѣты, и глядѣлась въ голубое море словно шестнадцатилѣтняя красавица въ зеркало.Въ желѣзно-дорожномъ вокзалѣ суета, толкотня и шумъ: только что прибылъ утренній поѣздъ. Разъѣздъ необычайно оживленъ.Двѣ дамы спокойно ждутъ въ залѣ перваго класса, никуда не спѣша, ожидая безъ всякихъ признаковъ нетерпѣнія, чтобы люди – лакей и горничная, получили багажъ и все устроили. Одна изъ дамъ, пожилая, некрасивая, одѣтая съ такой аккуратностью, что никому и въ голову не могло придти, что она четвертыя сутки не выходила изъ вагона, сидитъ молча, вытянувшись въ струнку, на диванѣ…».
«…на каком же основании г. Соловьев берется писать о женщине, которую так мало знает, и об ее деле, которого совсем не знает?.. Единственно на основании своих личных чувств и мнений?.. Но, если эти чувства и эти мнения менялись, подобно флюгерам, и в разные времена высказывались разно, – которым же заявлениям г. Соловьева надо верить?Он, без сомнения, может сказать, что тогда он ошибался, увлекался, был загипнотизирован, – как и утверждает по поводу своего видения Махатмы в Эльберфельде. Но если такие ошибки, увлечения и посторонние «внушения» – с ним вещь бывалая, – то где же основания читателям распознать, когда он пишет действительную правду, а когда морочит их своими ошибочными увлечениями или невменяемыми утверждениями гипнотика?.
Жизнь дворянки в светском обществе XIX века начиналась с ее первого бала. В своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала она на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этой высокою прической, с розой и двумя листками наверху.Первый бал для дворянки знаменовал начало взрослой жизни. Рауты и балы, летние вечера в дворянских усадьбах и зимние приемы в роскошных особняках, поиск женихов, помолвка и тщательные приготовления к свадьбе… Обо всем этом расскажут героини книги: выдающиеся женщины петербургского светского общества, хозяйки литературных салонов, фрейлины, жены и возлюбленные сильных мира сего.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«…Доктор Эрклер, оказалось, был великий путешественник, по собственному желанию сопутствовавший одному из величайших современных изыскателей в его странствованиях и плаваниях. Не раз погибал с ним вместе: от солнца – под тропиками, от мороза – на полюсах, от голода – всюду! Но, тем не менее, с восторгом вспоминал о своих зимовках в Гренландии и Новой Земле или об австралийских пустынях, где он завтракал супом из кенгуру, а обедал зажаренным филе двуутробок или жирафов; а несколько далее чуть не погиб от жажды, во время сорокачасового перехода безводной степи, под 60 градусами солнцепёка.– Да, – говорил он, – со мною всяко бывало!.
«…Я помню много весёлых святок в моей молодости; помню ещё старые, деревенские святки, с «медведем и козой», с «гудочниками» и ворожеей-цыганкой; с бешеной ездой на тройках по снежным сугробам, с аккомпанементом колокольцев, бубенчиков, гармоний, балалаек, а под час и выстрелов ружейных, в встречу сопровождавших наш поезд из лесу волков, десяткам их прыгавших, светившихся ярко глаз.То были святки!..».
Я долго не могла добиться, почему это место называлось «выпетым». Кто его выпевал? Никто не знал и сказать мне не мог, пока не познакомилась я с одною старою-престарою старушкой помещицей, которая заявила мне, что знает хорошо предание о Святолесской Выпетой церкви; что у неё хранится даже о нём рассказ – семейная рукопись чуть ли не прадеда её.Эту рукопись она показала мне, а я, переписывая её, постаралась только немного поновить её слог, придерживаясь по возможности близко подлинному рассказу.
«…Вот и в эту ночь, величайшую ночь христианского мира, Агриппа вышел, не чая ничего необычного; но чёрный пёс его знал, что должно случиться «нечто» не совсем обыденное… Он отводил пронзительный взгляд свой с хозяина лишь затем, чтобы требовательно, нетерпеливо устремлять его в тёмную ночь; он многозначительно взвизгивал, словно предупреждая его о чьём-то появлении.Учёный наконец обратил на него внимание.– В чём дело, дружище? – тихо спросил он. – Ты ждёшь кого-то?.. Ты извещаешь меня о прибытии гостя?.