Сон в Нефритовом павильоне - [261]

Ян попросил Сливу и Ледышку исполнить танец. Все стали в круг, дали знак музыкантам — и начали: в такт барабанам замелькали рукава узорчатых кофт, заколыхались полы халатов, кажется, будто журавли в небе машут крыльями. Следующая часть танца — Шаг лотоса: замелькали зеленые рукава, зашуршали шелковые красные юбки Сливы и Ледышки, которые вошли в круг. Потом настал черед Шага волны: кажется, будто весенние бабочки слетаются на цветы, будто фениксы клюют корм. Музыка стала быстрее — изгибаются гибкие станы, словно ивы под напором ветра, поднимаются вверх яшмовые руки и трепещут, словно ласточкины крылья в облаках. Танцующие сходятся, потом, повинуясь ритму, расходятся, коснувшись друг друга кончиками пальцев. Наконец круг разомкнулся, и все замерли в восторге, восхищенные красотой и талантами хозяйки терема.

Когда гости покончили с вином и всяческой снедью, Ледышка вышла вперед и сказала, обращаясь к Яну и к другим юношам:

— Сегодня я праздную возрождение нашего старого терема. Благодарю всех вас за то, что пришли на мой праздник. Давайте же каждый год собираться в этот день у меня и отмечать славное событие.

Один из друзей Цзи-сина вскочил и закричал:

— Господин Ян — герой этого пиршества. Да будет всем известно, что он самый талантливый поэт среди нас! Ради него я готов, по примеру Гао Ли-ши,[456] снять туфлю — госпожа хозяйка пусть бросит в нее тушь, госпожа Слива пусть разведет ее, гетеры Иволга и Милашка расстелят узорчатую бумагу, Фея и Облачко посветят фонарем, а господин Ян пусть напишет нам стихи!

Опираясь левой рукой на столик, Цзи-син берет в руку кисть. Гетеры разводят тушь под названием Аромат дракона, расправляют тонкую, словно изготовленную руками Сюэ Тао,[457] бумагу, и Ян, не отрывая кисти, пишет, приговаривая:

— Коли сочинять стихи, пусть они будут такими:

Красная пыль на красных холмах —

Значит, весну встречать;

Синь черепицы, багрянец столбов —

Терем ожил опять.

Крыша изогнута, словно крыла,

Ласточки мирно сидят.

Хозяйка — наследница той, что слыла

Жрицей зеленых палат!

Древние танцы и песни хранит

Дочь достославной Вэй У,

Красавица наша держит сама

Честь родовую свою!

Тронула цитры струны она —

Ответа от юноши нет,

Пришлось ей надеть на себя старье —

Верности свят обет!

Тряпьем красивый прежде наряд

Под ветром стал и дождем,

Упала ограда, терем осел,

Щели зияют в нем.

Нехотя выйдет она на крыльцо,

В изгибе бровей — тоска,

Нет экипажей возле ворот,

Даже их тень далека,

Персик и слива увяли в саду —

Нету на ветках ни лепестка!

Цзи-син продолжал:

Пусть пробежит олень по траве —

Трава сохранит аромат,

Пусть молчаливо стоят цветы —

Бабочки к ним летят.

Горы и реки, луна и скала —

Верен и вечен их круг,

Только озера, где лотос растет,

Исчезнут и явятся вдруг.

Вот и сошлись ее красота

И юноши дар наконец,

Слушают весело радости песнь

Реки, и горы, и лес;

В золоте белые стены блестят —

Терем опять воскрес,

Он даже лучше прежнего стал:

Не терем — почти дворец!

Вот он стоит, устремленный ввысь,

Нет счету кораллам, шелкам,

Жемчугом светлым украшен зал,

В двери резные войду:

Парами фениксы сидят на крыльце,

Селезень с уткой в пруду;

Люди луне подобны в ночи,

А кони их — облакам!

Если однажды узнала ты,

Что кровные узы есть,

Обязана ты до смерти хранить

Старинного рода честь —

Этот обычай древен, как мир,

Лет его жизни не счесть!

Если ты хочешь прославленной быть,

Какой была твоя мать,

Не уставай же в память ее

Петь, играть, танцевать!

Вот перед вами картин моих шесть —

В дар их прошу принять!

Когда Ян писал, один иероглиф соединялся с другим, и казалось, будто змея или дракон переползает со строки на строку. Окончив, он сказал гетерам:

— Больше не могу, голова кругом идет. Теперь ваш черед.

Начала Слива-в-снегу:

Эх, бросаю взор на восток!

Багровеет луна.

Перед зеркалом встав,

Навожу красоту —

Крашу губы, брови черню

И, собой довольна сполна,

Надеваю яркий наряд,

В нем по цветам иду.

Прочитала свои стихи Ледышка:

Эх, на запад бросаю взор!

Опустилась ко мне

Ночь за пиром вослед,

Расстилаю постель,

Рядом с милым ложусь,

В голове моей хмель,

Вижу тени дерев

В растворенном окне.

Настала очередь гетеры по прозвищу Облачко:

Эх, на юг я бросаю взор!

Сажусь и смотрю

На вершины зеленых гор,

Скоро к ущелью У,

К Южным горам помчусь,

Чтобы маревом стать,

Чтобы там из тучки — дождем

Любви поливать.

Прочитала свое сочинение Фея-на-журавле:

Эх, на север бросаю взор!

Тянет ночь холодком,

А рубашка моя тонка;

Не румяным лицом,

Не богатством своим хвались —

Лучше песню одну,

«Покидаю крепость», сыграй,

Коль привадишь струну!

Предпоследней была гетера Иволга:

Эх, взор я бросаю вверх!

Хорошо в небесах,

Но зачем так свежо

Дыханье земли?

Треплет ветер весны

Занавески в дверях,

Резво ласточки мчат,

Кричат журавли.

Заканчивала гетера Милашка:

Эх, взор я бросаю вниз!

На подушках моих шелка,

А поверх — тело к телу — мы;

Я достала из сундука

Красную юбку, в нее

Свой стан облекла;

Чтобы милый был рад —

Для него же юбку сняла!

Последние строки начертал Цзи-син:

Падаю ниц, дорогих гостей

Приглашаю подняться в дом,

Привязав к столбу каурых коней

У ворот, где ива по-над ручьем.

Зеркала пусть видят людей

Всегда с румяным лицом!

Отложив кисть, Ян сказал:

— Право, обитательницы зеленых теремов очень искусны в стихосложении. Сочинения ваши прекрасны, давайте сделаем из них песни!