Сон в начале века - [2]

Однако Она тоже приходит в себя и, поцеловав Нездвецкого, просит отвезти ее домой, так как Ей рано утром на работу. Конечно, Нездвецкому не очень хочется ехать, но они одеваются, спускаются к машине и едут. Это недалеко, каких-то минут двадцать, «джип» упруго держит дорогу, но еще с вечера шел снег, и на улицах города множество снегоуборочных машин. Тут надо признать, что среди водителей этих машин встречаются совершенно безответственные персонажи. Злоупотребляющие алкоголем. И один из них, посасывая прямо из горла, прет на «красный» и своим ковшом таранит правый бок «джипа» Нездвецкого. Это происходит, как в кино. Только что все было — и вдруг ничего нет. Это происходит, как в жизни. Только что Она была жива и вдруг превращается в остывающее тело. Это ужасно, но так происходит. Освободившись от ремня, Нездвецкий пытается прийти на помощь, но Она, каких-то семь-восемь часов назад еще незнакомая женщина, мертва.

Дальнейшее просто до омерзения. Нездвецкий неловко, запорной штангой для рулевого колеса, пытается убить водителя снегоуборочной машины, его оттаскивают, приезжают «гибддшники», «скорая», «спасатели», подруливает патрульная машина. Снегоуборщика заковывают в наручники и увозят, «джип» разрезают, тело кладут на носилки. Она лежит такая красивая! Нездвецкого о чем-то спрашивают, он что-то отвечает, его сажают в какую-то машину, заставляют дунуть в трубочку, потом ему говорят, что за телом сейчас приедет другая машина, что «скорая» уехала к живым, и действительно приезжает другая машина, из нее выходят двое мужиков в синих халатах и телогрейках поверх, и Нездвецкий, лишь когда эта машина уезжает, понимает, что знал он только имя женщины: ни адреса, ни телефона, ничего. Он пытается бежать за уехавшей машиной, но «гибддшники» говорят, что завтра, с утра, он вполне может нанести визит в морг и там подготовить свою пассажирку в последний путь. Они также предлагают его подвезти, но Нездвецкий отказывается, по мобилке связывается с работающим в охране строительной фирмы парнем, одним из тех, кто несет как раз вахту дежурства, и просит того подъехать, помочь.

Тот приезжает вместе с техничкой, ибо вызванная «гибддшниками» куда-то запропастилась, но Нездвецкому уже нет никакого дела до «джипа», он хочет только одного: приехать домой, как следует нарезаться и забыться от всего. Парень везет Нездвецкого по ночным улицам, Нездвецкий рассказывает о происшедшем и вдруг чувствует, что ему необходимо — такова проза бытия, — помочиться. Он просит остановить машину, выходит, а когда, сделав свое дело, собирается сесть обратно, совершенно случайно сталкивается с каким-то обтерханным мужичонкой, странно, в полуприпрыжку, бочком, двигающимся по тротуару и держащим обеими руками довольно внушительных размеров бутыль. От толчка мужичонка роняет бутыль, которая с легким звоном разбивается на множество мелких осколков, а из нее вылетает какое-то странное, тотчас же тающее облако.

— Прости, друг! — говорит Нездвецкий мужичонке, но тот оказывается вовсе не удовлетворен извинениями, хватает Нездвецкого неожиданно стальными пальцами за воротник куртки, валит на асфальт и, округляя неправдоподобно желтые, с красными зрачками глаза, обдавая зловонием, орет:

— Что ты наделал, человек, что ты наделал!

Однако Нездвецкому на помощь приходит работающий в охране парень, который с легкостью и изяществом выскакивает из машины, для начала бьет мужичонку ногой, а потом прикладывает к нему электрошокер. Мужичонку колотит, а парень, отведя шокер, еще и дает мужичонке меж глаз с такой силой, что тот просто-таки зарывается в сугроб.

— Достали эти бомжи! Достали! — с этими словами парень сажает Нездвецкого в машину и отвозит домой.

И вот тут-то наша история и совершает тот самый кульбит, тот самый поворот, который, с одной стороны, делает ее «святочной», а с другой — инфернальной и жуткой. Все развивается следующим образом. Неумолимо.

Нездвецкий входит в свою квартиру. В голове его полнейшая неразбериха, в теле, еще недавно торжествующем и восторженном, усталость и боль. Он идет на кухню, наощупь, не зажигая света, берет бутылку виски, свинчивает крышку и пьет. Он подходит к окну и смотрит вниз, на улицу. Там — никого, там — снегопад. И тут до его сознания доходит, что в квартире явно есть кто-то еще. Да, несомненно, ибо из ванной слышится плеск воды. «Кто это? — думает Нездвецкий. — Кто-то из моих прежних подруг достал ключи и решил приехать помыться?» и делает шаг от окна, собираясь добраться до ванной и выгнать моющегося вон, вон, вон, но из темноты, из пустоты собирается некая фигура и преграждает Нездвецкому путь. Нездвецкий щелкает выключателем и видит перед собой того самого обтерханного мужичонку. Нос у него разбит, под обоими глазами набрякают кровоподтеки, глаза по-прежнему желты, зрачки красны, а воняет от него так, что Нездвецкому приходится зажать нос пальцами.

— Ты думал от меня удрать, человек? — говорит мужичонка. — Это не удавалось никому. Я — один из ангелов смерти, а в бутылке, которую я по твоей вине выронил, были души умерших. Теперь все они ожили. Ты понимаешь? Ты нарушил ход вещей. Ты вернул к жизни и свою знакомую, убитую ковшом снегоуборочной машины. Это она моется в ванной и не помнит ничего, что с ней произошло. Ее вещи лежат возле твоей кровати, ее одежда висит в прихожей.