Сон в начале тумана - [43]

— Я бы не отказался… Право… Я даже забыл его вкус…

Татмирак отдал какое-то приказание на эскимосском языке и с вежливой улыбкой снова повернулся к гостю:

— Извините.

— Вы хорошо усвоили обычаи белых людей, — заметил Джон.

— Я учился в миссионерской школе на острове Крузенштерна, — с оттенком гордости заявил Татмирак. — Я умею считать до двадцати и говорить по-английски… К сожалению, читать и писать не научился.

— Почему?

— Времени не хватило. Отец Патрик держал меня у себя дома. Я должен был прибирать в комнатах, носить воду, стряпать и каждый вечер носить горячую воду в металлическую лохань, где, словно морж, плескался отец Патрик. На грамоту очень мало времени оставалось.

Женщина подала две чашки ароматного дымящегося кофе.

Джон не сдержался, торопливо схватил чашку и, обжигаясь, отпил глоток.

— По правде сказать, мне это надоело, и я вернулся дймой, — продолжал рассказ Татмирак, — женился. Но я многому научился на американском острове. Понял: прежде всего надо иметь доллары. Теперь у меня немного есть. У меня вельбот с подвесным мотором…

— Так это ваш вельбот на берегу? — перебил Джон.

— Мой, — важно подтвердил Татмирак и продолжал: — Если иметь голову на плечах, так эскимос или чукча могут жить не хуже белого человека. Нужно дружить! Вот мы дружим с мистером Карпентером. Он мне дает товары, а я на них меняю пушнину у чукчей и эскимосов. Езжу по стойбищам на собаках. Мистер Карпентер дает мне долю и позволяет самому торговать с белыми. На своем вельботе я могу за полдня доплыть до Нома, а там цены на песцовую шкуру в двадцать раз больше, чем у Карпентера.

— Мистер Карпентер живет в Номе? — спросил Джон, допивая чашку кофе.

— Нет, он живет в Кэнискуне, — ответил Татмирак. — Хотите, я вас свезу туда на своем вельботе?

— Это далеко?

— Совсем близко. Два часа.

Джон сказал Орво, что едет в Кэнискун на свидание с мистером Карпентером.

— Возьми у него патронов для винчестера, — попросил Орво. — А в уплату отдашь вот это…

Старик подал несколько отлично выделанных пыжиковых шкурок.

Моторный вельбот Татмирака с ревом несся на юг. Эскимос сидел на кормовой площадке и крепко держал румпель в руках.

— Мне рассказали твою историю, — наклонившись к Джону, прокричал он. — Ты молодец, настоящий парень!

Заметив приближающийся вельбот, кэнискунские чукчи высыпали на берег. На холме, высившемся за галечным берегом, Джон насчитал полтора десятка точно таких же, как в Энмыне, яранг. Чуть ниже бросалась в глаза необычная для этих мест постройка — длинное здание из оцинкованного гофрированного железа.

В толпе чукчей на берегу выделялся высокий крепкий мужчина в оленьей кухлянке и брезентовой шляпе, которую обычно носят ньюфаундлендские рыбаки.

Едва Джон ступил на берег, как он бросился к нему с возгласом:

— Хэлоу! Как я рад вас видеть! Я много слышал о вас, и мне приятно убедиться, что вижу вас таким, каким представлял себе. Идемте со мной!

Карпентер потащил Джона за собой, не переставая при этом говорить:

— Слухи о вас дошли до меня еще зимой. Хотел снарядить нарту и проведать, но дела… Отложил до весны. А весной — сами видите: туземцы на промысле моржа, и их не уговорить ни за какие блага отвезти меня. Даже Татмирак и тот теряет всю свою респектабельность, едва заслышит рев моржа. Это у них в крови. Я знаю их вот уже пятнадцать лет. Хороший народ, добрый, отзывчивый. Есть у них и свои предрассудки, возможно даже пороки, но по сравнению с тем, что мы имеем в нашем так называемом цивилизованном обществе, — это детские шалости… В общем, самое разумное — относиться к ним как к детям. Вот вам Татмирак. Молодец! Усвоил основы коммерции, со временем из него выйдет неплохой коммивояжер в масштабе Берингова пролива. Говорит по-английски, учился в школе, здраво рассуждает, хотя порой поступает так, что руками разводишь. Помню, лет пять назад приехал я к нему, зашел в хижину. Полог у него отделан ситцем, вместо жирников большие керосиновые лампы. А на стене, представляете, висит древний засаленный амулет, какое-то страшилище из моржовой кости. Рядом гравированный портрет генерал-майора Дикса из журнала «Харперс Уикли». Мало того, перед генерал-майором Соединенных Штатов горит свеча, и вся физиономия бригадного генерала закопчена. Оказалось, что всю эту иллюминацию Татмирак устроил, чтобы угодить мне: он видел в анадырской церкви горящие свечи перед иконами и молящихся казаков… А вот и мое скромное жилище!

Снаружи это была обыкновенная яранга, только раза в два больше. Пригнувшись, Джон вошел в просторный чоттагин, который выглядел, как хорошо обставленная гостиная. На южной стороне яранги было прорезано окно, и дневной свет беспрепятственно проникал внутрь. Поближе ко входу стояла чугунная плита с трубой, выведенной через крытую моржовой кожей крышу. Посреди чоттагина — круглый стол со стульями, а над ним висела керосиновая лампа со стеклянным резервуаром. Справа виднелся обыкновенный чукотский полог, а слева — дверь с ручкой, выточенной из моржового бивня.

— Это спальня моей жены, — сказал Карпентер, показывая на полог, а это, — кивнул он в сторону двери, — моя.

Карпгнтер выволок из темного угла довольно потрепанное мягкое кресло и придвинул Джону.