Сон в холодном доме - [3]

Где-то в небе — Рождество…

На земле бесснежный лёд, —

Ночью скованный блестит,

Ветер северный свистит

Время движется вперед

Никому никто не верит

Не стучись ты в эти двери, —

Не отворят никогда

Отойди опять во мглу

И замерзни там в углу.

Братство может быть приснится

Будет сердце счастьем биться

Умереть, ведь, не беда.

Слезы страшные помогут

Дописать живому богу

Мертвый образ Рождества.

Старая история

Плачет тихо над собой

Ночью дева: друг не любит.

А по саду молодой

Бродит месяц, — не отступит.

Не отступит он, такой,

От влюбленных, кто с тоской,

Чтобы влиться в очи;

Чтобы плакал и любил,

Кто забвенье жарко пил

В росах белой ночи.

Дева девочкой была,

И была вся — легче смеха;

До зари с луной плыла —

С милым, — милый не помеха.

А теперь вот говорят,

Что глаза ее горят

Болью и позором;

Говорят еще — с тоской,

Жизнью не живет людской,

Бредит всяким вздором.

Всё б ничто, да только как

Встретиться с любимым!

Вновь любилась бы — вот так! —

С огненным и льдинным.

Вот совсем уж побледнел

От мечтаний и от дел

Месяц, с ним и дева;

Утро вспыхнуло зарей,

Сгинул месяца герой,

Всходит солнце гнева.

Эмигрантское

Старуха едет. Едет. Боже мой,

Ее девчонкой видел я когда-то,

Всё трудное мое ей было радо, —

Цветущей яблоней была земной!

Теперь — старуха едет, губы проглотив,

И почему Чайковского мотив

Всю душу жарко вдруг мою так гложет

Ах, Родина, твой Лебедь у рояля, —

Виденье детское, всё в белом существо!

Но вот — старуха. Всё вокруг мертво,

А я — как проклятый в вагонных далях.

Улыбка Джиоконды

Одни слова, слова. О нет,

Любви Твоей как жизни верю.

Но жизнь — не радостный ответ.

Да, я входил и этой дверью

В прекрасный мир очарованья,

Кружили голову признанья

Высокой юности моей;

Я верен был и верил ей.

Бывает так — что страшно вдруг:

Вот этот мой красивый друг,

Идущий к нам походкой важной

Идет к Тебе. Улыбкой влажной

Лицо Твое пылает горячо,

Возможному вы улыбнулись оба,

Меж вами, да, мое плечо…

Нет, не клянись любить до гроба.

С Новым Годом

Снежнозубая улыбка

У красавицы моей;

Веет снегом, веет зыбко

Из заснеженных полей;

Ее очи лучевые

Вижу часто и во сне;

Вся звучит — как ключевые

Воды в солнечной весне;

С новогоднею звездою

В косы месяц заплела,

Чтоб надежда красотою

Счастьем-лебедем плыла

С Новым годом — в счастье новом,

И влюбленность не тая,

Вверх бокалы, с добрым словом, —

Это Родина моя!

Сон в холодном доме

В зимнем небе низком, мутном —

Желтая луна;

Я в лесу, в усильи трудном:

Предо мной — стена.

Подымаюсь. Время ночи

В снежной тишине

Неподвижно. Нету мочи,

Силы нет во мне.

Страшно мне: я ненавижу

И душа в огне,

За стеною дом я вижу

И людей в окне.

Вижу золото и вещи,

Явства и ковры,

Блеск мечей, во тьме зловещий,

Час глухой поры.

Всё богатство здесь добыто

Грабежом, войной,

Много и рабов зарыто,

Битых за стеной.

Слышу споры я и крики

Иностранных слов,

И слова как звери дики,

Будто волчий зов.

Затемненный, как туманом,

Холодом седин, —

«Погублю их я обманом», —

Говорит один.

Говорит другой: «Отравой

Надо извести!»

И кричат: «Войной кровавой,

Бог наш, отомсти!..»

И грозят мечами, ядом,

Глядя на восток…

Вижу — дом там, близко, рядом,

Как живой цветок.

Дом иной, иные люди,

Всё не так, как здесь;

Ярким светом дышат груди,

Дом открытый весь —

Для друзей, для мира. К счастью

Строят жизнь. Она —

Целым миром, каждой частью

Как любовь полна.

Будто пчелы золотые

Люди там живут;

Вижу — мне они родные

И к себе зовут.

Многочисленны, едины

И сильны в труде

И упорны, как плотины

На большой воде.

Чуден труд, умны движенья

Напряженных рук;

В братском подвиге служенья

Нет напрасных мук.

Есть у них мечи, отвага

И огонь, чтоб жечь,

Но они у них — для блага,

Чтоб народ сберечь.

Потому что волчьим воем,

Как больной урод, —

Черный дом войной, разбоем

Истреблял народ.

Понимаю: смертью, кровью

Дышит черный дом;

Светлый дом, чтоб жить с любовью,

Счастием ведом.

В черном доме — брань и топот,

Мерный стали звон,

Нет людей и воин — робот…

Вот — выходят вон —

Это — сон, проснуться надо,

Никогда не спать,

Но душа и в боли рада

Вещее познать.

Знаю: сплю я мне б проснуться,

Но сквозь тяжесть сна

Вижу, как сгорая гнутся

Черный дом, стена.

1951

Медонский рассказ

Мне мил мой городок, где прожил я

Так много лет и трудных и счастливых,

Где холмы, лес и толпы суетливых

Прекрасных птиц вкруг нищего жилья.

И время вечное — когда друзья

Неистово решали и решили

Как надо жить, и как отцы их жили,

И что в наш век так жить уже нельзя.

Друзья уйдут, и снова тишина

Глядела пристально в ночные очи;

Внизу — Париж, и праздный и рабочий,

Он виден мне, скрывает лишь стена.

Мой сад — мой парк! — размером в пять шагов,

Но, как в раю, — всё отдано цветенью;

Он светом был, он тоже был и тенью, —

Убежищем от глупых и врагов.

Шумела звонкая вокруг страна,

И не моя, — чужая по закону,

Но молодость спешила к шуму, звону,

Как добрый гость в круг знойного вина.

Казалось мне, что могут петь

Простор и камни кружевной столицы,

И свет мерцал глазами чудной птицы,

Когда она взлетает, чтоб лететь.

И в дружбу, вдруг, входили ритмы дней —

Поэзией, бессонной музой ночи:

Не страшен был мне черный день рабочий —

Тяжелый труд нерадостных людей.

***

У бедствий много есть прямых примет:

Как ветры в море связаны с волною —

Приметы зла давно слились с войною,

И вот она пришла — на много лет.