Сон после полуночи (Клавдий) - [11]

И продолжил он, подняв руку в знак тишины:

— Я создал основу могущества этого города, собрав в нем вас — самых сильных и смелых мужей окрестных племен. Я придал этой силе мудрость, учредив сенат из ста самых достойных старейшин, которых вы по оказанной им чести зовете отцами, и потомков которых дети детей ваших будут звать патрициями![15]

— Да! Да! — подтвердила толпа.

— Я разделил вас на отряды по три тысячи пехотинцев и триста всадников, назвав их легионами, и теперь мы столь сильны, что в состоянии воевать с любым из соседних городов!

— Да! Да! Да! — восторженно завопила толпа, и самые отчаянные горожане уже стали призывать царя к походу на ближайшего соседа.

— Но! — снова поднял руку Ромул. Его голос сделался печальным. — Одно тревожит меня, вашего царя. Как ни велико могущество Рима, но срок ему — лишь человеческий век, потому что женщин в нашем городе мало, а брачных связей с соседями не существует. На все наши предложения они отвечают, что не собираются родниться с народом, основу которого составляют их бывшие рабы и преступники. А вот, что сказали нашему последнему послу, прибывшему из самого отдаленного от нас города Италии…

Ромул дал знак измученному долгой дорогой гонцу говорить, и тот, опустив голову, пробормотал в мертвой тишине:

— Они спросили, отчего бы нам не открыть убежище для падших женщин, добавив, что такое супружество было бы нам как раз под стать…

Последние слова гонца утонули в реве возмущенных голосов. Теперь уже все римляне, как один, умоляли, просили, требовали вести их скорее войной на соседей, чтобы наказать тех за нанесенное оскорбление.

— Да, мы отомстим! — перекрывая шум, прокричал Ромул. — Но сначала ответьте мне, зачем вам мертвые тела убитых мужчин, когда каждому из вас нужны живые, податливые женщины?

— Но где нам теперь их взять? Как?! — завопили римляне.

Очень просто — заманить под благовидным предлогом в Рим и здесь, под прикрытием этих стен отнять у надменных отцов! — хитро улыбнулся Ромул. — Вот и получится, что мы отомстим, но с большей выгодой для себя! И для этого сегодня же разошлем во все концы послов не с объявлением войны — повоевать мы всегда успеем! — а с вестью, что в нашем городе, скажем, найден зарытый алтарь бога…

— Нептуна! — подсказал из толпы одноглазый мужчина и жадно облизнулся: — Это самый почитаемый бог приморских городов, а женщины, рожденные у моря, гибки и блестящи, как дельфины!

— Да будет так! — согласился Ромул. — И помните, как только я подам вам знак, не зевайте: хватайте себе подходящих жен и творите с ними свое потомство!

…В назначенный день отовсюду к Риму потянулись бесконечные вереницы гостей.

Одних влекло сюда желание воздать почет любимому богу, других — страсть к пышным зрелищам, неважно в чью честь, были бы только игры да конные ристанища.

Третьих — и таковых было большинство — повело в дорогу любопытство своими глазами увидеть новый город, о котором ходили невероятные слухи.

Особенно много оказалось на празднике сабинян. Путь до Рима для них был столь близким и необременительным, что все это многочисленное племя явилось с женами и детьми. Их радушно приглашали в дома, где они, рассмотрев расположение города, его стены и богатые здания, дивились, как быстро выросло римское государство.

И вот, в самый разгар праздника, когда все внимание гостей было поглощено конными состязаниями, Ромул неожиданно поднялся с трона, свернул свой плащ и снова накинул его на плечи.

При виде этого условного сигнала римляне, не спускавшие глаз со своего царя, с торжествующими возгласами бросились на сабинянок и женщин других племен. Они хватали всех без разбора, какая кому попадется и волокли за собой. Лишь самых юных и особенно красивых простолюдины тащили в богатые дома, где их уже поджидали виднейшие из отцов-сенаторов…

Страх положил конец играм. Родители девиц бежали из Рима, проклиная преступников, поправших закон гостеприимства, и взывая к богу, на чье празднество их так коварно заманили.

Много городов объявили войну Риму, но поодиночке все они были без особого труда разбиты легионами Ромула. Оставались одни сабиняне. И так как их царь Тит Таций стал принимать в свое войско всех мужей, обиженных во время праздника, битва с ближайшими соседями грозила римлянам серьезными последствиями.

Тщетно призывал Ромул царя сибинян покончить это де ло миром и уговаривал его переселиться со всем племенем в Рим. Тит Таций был неумолим.

Собрав войско, во много раз превосходившее численностью римские легионы, он повел его на обидчиков своего народа.

Теперь только крепостные стены могли спасти римлян от огромного войска, окружившего город. Но то, что долгое время могло сдерживать напор мечей и таранов, не устояло от хрупкой руки дочери начальника караула — Тарпеи.

Прельстившись тяжелыми золотыми запястьями, которые носили на левой руке воины Тита Тация, она тайком встретилась у родника с царем латинян и спросила, что получит взамен, если откроет ворота крепостных укреплений Капитолия.

— Все, что угодно! — воскликнул Тит Таций, ломавший как раз в это время голову над тем, как ему прокормить столь многочисленное воинство, если осада затянется надолго.