Сон, похожий на жизнь - [8]

— Ну и кого вы там делали, в этих войсках? — Я решил отвлечь его разговором (в сценарий это вряд ли войдет).

— Всех!

Все-таки целеустремленность его разгоняет уныние.

— Закидывали нас в тыл...

— В чей?

Работа летописца предполагает терпение.

— По-разному, — небрежно ответил он. — И надо выжить. А документов ноль! Или наоборот — выдадут фальшивые, чтобы ломали нас!

Программа эта явно его влечет... но меня не устраивает.

— И нипочем нельзя выдать, что ты свой.

Что свой — я бы выдал.

— Так вас и к нам закидывали? — уточнил я.

— А то! В самые горячие точки. Но с документами, сам понимаешь, липовыми. Нигде так не ломают, как у нас! — гордо он произнес.

Такая «проверка» уже как-то превышает мое понимание!

— А зачем закидывали-то? — вырвалось у меня.

— Спецзадание.

— А...

У меня даже мелькнула страшная мысль: не в спецзадании ли мы и сейчас участвуем?

— Не нравится — можешь отвалить!

— Боюсь, это вряд ли выполнимо.

— Ну хочешь — договорюсь?

Ну прямо хозяином здесь себя чувствовал.

— Я, пожалуй, останусь. Мне нравится.

Не на такого напал! Мое дело — все озарять. И это озарю.

— Так значит — со мной? — Пека впился пытливым взглядом. — Тогда держись!

И это, я чувствовал, только начало!

Потом, лихо подмигнув, он прочел стих... или это, возможно, марш их воинской части?

Мы имали — не пропали,

И имем — не пропадем!

Мы в милицию попали.

И милицию имем!

— А ты не боишься, — пробормотал я, — что они твоими золотыми зубами заинтересуются всерьез?

И реакция слушателей не промедлила. Загремел засов. Ребята, похоже, передохнули.

— Выходи!

Видимо, Пекины речи не остались неуслышанными. И слова его про фальшивые документы пришлись по душе — к прежним истязателям еще добавился человек в штатском. Да-а, корочки ВГИКа не повредили бы тут. В кутузку мы явно поторопились — надо было зайти в деканат, документами обзавестись... на худой конец хотя бы настоящими. Тогда все можно было бы списать на игру художественного воображения. А так... сурово получается. Пека буквально играл удалью! Даже мелькнула у меня мысль: «А нужна ли такая близость писателя и героя?»

— Смотри — какие интеллигентные лица! — шепнул я ему. Дежурный, смутясь, даже снял фуражку и пригладил волосы. Ай плохо это — делать хорошо? Такова моя доля: все озарять!

— Хоть одно человеческое лицо покажи! Не вижу! — Друг мой был неумолим!

— Так о чем это вы там гутарили-то? — ласково спросил штатский.

— Понимаете, — забежал вперед я. — Вымысел. Сценарий. Из ВГИКа мы!

Напарник мой люто глянул на меня: «Это какой еще вымысел?» В тяжелых условиях приходится работать.

Ребята засучили рукава.

— Ладно, ты иди, — сжалился штатский, глянув на меня. Или хотел убрать лишнего свидетеля?

Я пошел. Пека даже не посмотрел на меня. Но он плохо еще меня знал!

Ежов, с еще более измученным лицом, чем прежде, в той же самой аудитории поздравлял принятых. Жалкая, в сущности, компания! Мы с Пекой, несомненно, украсили бы ее, однако мы блистали своим отсутствием. Но вот появился я! Ежов показал: «Садись». Я замотал головой: «Ни за что». В сонных глазках Ежова наконец-то появилось определенное выражение: ужас. «Что? — мелькнуло в его взгляде. — Уже?» Я сурово кивнул. Ежов тут же спустился с кафедры. Кто бы еще из преподавателей — да и вообще кто — поступил бы так? Вот потому он и гений! Сдернул со стула свой знаменитый грязно-белый пиджак, сверкнувший звездой Героя Труда, и, взяв его в охапку (будет жарко), пошел, промакивая платком пот. Видимо, не ожидал, что так скоро придет проверка на прочность. Но держался нормально. Людей такой доблести я редко встречал. По дороге я только про Пеку и говорил — какое это бесценное дарование! О себе скромно молчал.

— Ну чё, сявки? — куражилось «дарование». — Слабо — всем на одного?

— Напишите все как было. Садитесь! — уже устало обращался дежурный к Пеке, забыв, видимо, что Пека уже повязан на стуле.

— Зоя, а давай стоя? — дерзко тот отвечал.

Дежурный увидал нас с Ежовым — и с облегчением вздохнул. Ежов, все увидев, не вздрогнул. «Наш человек!» — я подумал. Я и себя уже чувствовал в спецвойсках.

— Лейтенант, — Ежов, как в любое свое творение, всю душу вложил, — ты пойми! Вуз творческий у нас. — Он почему-то показал на изваяние Рабочего и Колхозницы за зарешеченным окном. — Ребятки в фильмах своих живут. Вживаются, так сказать, в роли.

— Так, стало быть, он тут туфту гнал? — дежурный презрительно глянул на Пеку.

Пека напрягся. Чревато! Сейчас начнет показывать. Если уж он за мои вирши кровь пролил... в том числе и мою, то за свое боевое прошлое жизни не пожалеет... в том числе и моей.

Но не зря у нас был такой мастер — Ежов! Композицию чувствовал.

— Ну, это я уже буду глядеть, — Ежов закрыл нас своей широкой грудью, — что они там в сценарии накалякают — туфту или правду! То мой вопрос.

— Ну ладно. Разбирайтесь, — проговорил дежурный. Видимо, рад был, что такую ношу скинул с плеч. — И не забудьте на премьеру пригласить.

Есть же такие культурные люди!

— Непременно, — буркнул Ежов и повернулся к нам. — Пошли.

— Спасибо, спасибо! Все было замечательно, — горячо благодарил я работников милиции. Я, как обычно, все чудно преобразил!