Сон Ньютона - [5]

– Говорит, у той были белые глаза. – Джейсон закатил свои, голубые. – Жуть как страшно.

– Девочки об этом сообщили кому-нибудь? – поинтересовался Изя.

– Триз и Линда? Не знаю. – Hoax уже потерял интерес к разговору. – Так получим мы допвремя на работу с Шонвельдтом?

– Я заказал, – ответил Изя.

Настроение у него было испорчено. Непонятная злоба Эстер, непонимание Шошаны, а теперь вот Hoax и Джейсон рассказывают истории о белоглазых привидениях, цитируя двух малолетних истеричек. Душевному спокойствию все это не способствовало.

Он ушел к себе в ячейку-кабинет и принялся прорабатывать предложения Левайтиса по дизайну второго поселения. Никаких фальшивых пейзажей, никаких декораций – обнаженные углы и кривые. Структурные элементы конструкции прекрасны в своей разумной необходимости. Форма соответствует функции. Свободное пространство в каждом квадранте будет не общей ячейкой, а просто свободным пространством – назовем его «квад». Десять метров в высоту, двести в поперечнике, под антисводом купола. Изя вывел изображение на голоэкран, оглядел с разных углов, прошелся по нему…

Спать он лег в четвертом часу ночи, возбужденный и довольный работой. Шошана крепко спала. Изя лежал в ее недвижном тепле, вспоминая события вечера, – в темноте разум его работал яснее. Антисемитизма на ОСПУЗе не было. Только вспомнить, сколько из колонистов – евреи. Изя принялся считать в уме и обнаружил, что все уже подсчитано, – в памяти само собой всплыло число семнадцать. Странно, ему казалось, их больше. Изя перечислил всех поименно и снова получил семнадцать. Не так много, как могло быть, из восьми-то сотен, но куда лучше, чем у многих других групп. Проблем в выборе лиц азиатской национальности не было – в этом отношении опасаться приходилось скорее перебора, но недостаток чернокожих колонистов вызывал тогда, еще в Союзе, долгие и мучительные битвы политики с совестью. Но обойти тот факт, что в тесном сообществе из восьмисот человек все и каждый должны соответствовать не только генетическому, но и личностному стандарту, никак не удавалось. А после развала системы государственных школ во время Рефедерации негры просто не получали нужного образования. Тем не менее несколько чернокожих претендентов все же нашлись, хотя почти никто из них не прошел жесткого отбора. Они были замечательными людьми, но этого было мало. Каждый взрослый человек на борту должен был являться выдающимся специалистом не в одной, а в нескольких областях. И не было времени обучать тех, кто, пусть не по своей вине, не получил форы на старте. Все сходилось к тому, что Д. Г. Мэстон, «отец ОСПУЗа», называл «холодными уравнениями» – цитата из старого рассказа, моралью которого было: «Никакого мертвого груза на борту!» «Слишком много жизней зависит от нашего выбора! – говорил он. – Если бы мы могли позволить себе сантименты, пойти легким путем, то никто не радовался бы этому больше меня. Но у нас может быть только один критерий: абсолютное превосходство – физическое, умственное, во всех отношениях. Всякий, кто соответствует этому критерию, – наш. Всякий, кто не соответствует, – вылетает».

Так что даже во времена Союза в Обществе состояло только трое негров. Гениального математика Мэдисона Алесса внезапно поразила отложенная радиационная болезнь, а после его самоубийства Везьи, прекрасная молодая пара из Англии, вышли из проекта и уехали домой. То была потеря не только для генетического разнообразия, но и для национального состава ОСПУЗа, потому что с их отъездом осталось лишь несколько человек, родившихся не в Союзе или США. Но, как указал Мэстон, это ничего не значило, потому что национальность – ничто, а сообщество – все.

Дэвид Генри Мэстон применил «холодные уравнения» к себе. Когда Колония переместилась в Калифорнию, ему был шестьдесят один год. Он остался в Штатах. «Когда ОСПУЗ построят, – сказал он тогда, – мне будет семьдесят. Чтобы семидесятилетний старик занял место деятельного ученого, женщины-роженицы, ребенка с КИ 200? Шутить изволите?» Мэстон был еще жив там, внизу. Порой он выходил на связь по Сети из Индианаполиса с советами, всегда волевой, властный, хотя в последнее время – немного отставший от времени.

Но почему он, Изя, лежит здесь, вспоминая о старике Мэстоне? Поток мыслей вяз в болоте подступающего сна. Дрожь ужаса прошла по его расслабленному телу, заставив вздрогнуть каждый мускул, – древний, далекий страх, страх беспомощности, безмыслия, страх перед сном. Потом пропал и ужас. И Исаак Розе пропал. Живое тело вздохнуло в темноте, внутри блестящей игрушки, ловко подвешенной на лунной орбите.

Линде Джонс и Триз Герлак было по двенадцать лет. Когда Эстер поймала их, чтобы задать пару вопросов, они немного стеснялись ее и немного презирали, потому что, хотя ей уже шестнадцать, она такая «жутиковая» с этими стекляшками на носу, и Тимми Келли называл ее жидовкой, а ведь Тимми Келли такой клевый!.. Так что Линда отводила взгляд и делала вид, что не слышит, а вот Триз, казалось, была польщена. Хихикая, она сказала, что да, они и правда видели эту «жутиковую» женщину, и та действительно была какая-то обгорелая и блестящая, и даже одежда на ней обгорела, только тряпки остались. «И груди у нее болтались, дико так было, длинные такие, – сказала Триз. – Сущий жутик, да? Так и висели, господи».