Сомнительные ценности - [19]

— Только он не должен знать, что я тебе рассказала. Это секрет.

— Разумеется, — сухо подтвердила Элисон.

Катриона с упреком взглянула на подругу.

— Пожалуйста, постарайся понять меня, Элисон. Он такой необычайный человек, честное слово. Ты просто совсем его не знаешь.

— О нет, знаю. Он змей-искуситель. Обаятельный, благовоспитанный, респектабельный, вкрадчивый — и богатый. — Голос Элисон стал совсем ледяным.

Катриона глупо хихикнула.

— А я люблю змей. В эдинбургском зоопарке я проводила целые часы в серпентарии.

— Серьезно? Тьфу! — передернулась Элисон. — Ну ты и чудачка, Кэт.

— Может быть. Наверно, мне следовало бы испытывать муки совести, но я их не чувствую. Элисон, ты, как мне кажется, считаешь, что он соблазнил меня, но это не так. Я хотела его так же страстно, как и он меня. Я никогда раньше не вступала на этот путь — я имею в виду связь с женатым мужчиной, — но теперь, коль скоро это произошло, не собираюсь останавливаться. Это ужасно, да? — Отпив глоток из своего бокала, Катриона вызывающе взглянула на Элисон.

Их столик стоял в отдельной уютной нише с низким потолком, где они могли спокойно беседовать. Бар размещался в помещении бывшего винного подвала, и ниша когда-то предназначалась для огромной бочки.

— Что ж, мне остается только радоваться тому, что мы сидим здесь и нас никто не слышит, — пожала плечами Элисон, — поскольку, судя по всему, ты намерена исповедоваться до конца. Нет, Кэт, я не думаю, что это ужасно, просто считаю, что это не твое. Ты женщина совсем не того типа, которая без малейших угрызений совести прыгает в постель к женатому мужчине. Такая женщина, как ты, должна испытывать к этому инстинктивное отвращение. Ты слишком хороша для этого. Тем не менее, если ты твердо решила обжечься, то Хэмиш Мелвилл, безусловно, самое подходящее для этого пламя!

— Почему я непременно должна обжечься? Я пошла на это с открытыми глазами!

— Однако сейчас ты ослеплена, — возразила Элисон. — Признай это. Ты никогда не сталкивалась ни с кем, подобным Хэмишу. И если бы он не был богат, как Крез, еще неизвестно, захотела ли бы ты видеть его рядом с собой. Ты играешь с огнем, Кэт, и сама прекрасно это понимаешь.

Катриона недовольно поморщилась.

— Его деньги совершенно ни при чем, — возмущенно заявила она. — Прошлой ночью я видела звезды, а не крупные банкноты. Так или иначе, пока мы должны временно охладить свой пыл, поскольку сегодня возвращается его жена.

— Господи, ты уже рассуждаешь, как любовница! Прислушайся к себе! — Элисон выглядела всерьез обеспокоенной. — Мне это не нравится, Кэт, и я была бы очень рада, если бы Хэмиш Мелвилл оставил тебя в покое. Ты совсем не подходишь для того, чтобы сидеть и ждать, пока Его Величеству удастся на полчасика улизнуть от жены. Ты стоишь гораздо большего — и самое печальное, что он это знает. Иначе он просто не увлекся бы тобой.

Катриона виновато улыбнулась.

— Мне очень жаль, что ты меня осуждаешь, но, прошу тебя, не лишай меня своей дружбы. Ты так нужна мне. И все-таки, пожалуйста, храни все это в тайне, хорошо?

Темные брови Элисон нахмурились.

— С какой стати? Мы что, уже состоим в Секретной службе Ее Величества? — Перехватив беспомощный взгляд Катрионы, она смягчилась и неохотно согласилась: — О’кей, молчу. Но я не одобряю это, запомни. — Выпрямившись, Элисон скрестила руки на груди, давая понять, что считает тему закрытой. — А теперь я тоже хочу кое о чем тебе сообщить.

— О чем же?

— Я решила лечь в клинику по лечению бесплодия.

— Вот как? Ты действительно думаешь, что это необходимо? — В свою очередь встревожилась Катриона.

— Джон так не считает, а я уверена. Ведь вот уже восемнадцать месяцев, как мы пытались — и все безуспешно, а оба мы уже не первой молодости. Биологические часы тикают, у нас осталось не так уж много времени, и я хочу знать, что не в порядке.

— Тебе всего лишь тридцать три, Элли, это далеко еще не старость! Тем не менее я считаю, ты поступаешь разумно. Легко ли получить направление в эту клинику?

— Да. Доктор сказала, что достаточно одного моего слова. Я попросила, чтобы это было как можно скорее.

— И когда же ты ложишься?

— На следующей неделе.

— Удачи тебе. — Катриона погладила подругу по плечу. — Я не сомневаюсь, что Джон будет очень внимателен и заботлив, но дай мне знать, если тебе понадобится и моя поддержка.

— Есть кое-что, что ты можешь для меня сделать, — серьезно сказала Элисон.

— Что же?

— Продолжай свои делишки с Хэмишем, если это уж так тебе необходимо, но не вздумай забеременеть!

Направляясь домой после окончания рабочего дня, Катриона старательно избегала запруженных людьми торговых кварталов и, перейдя улицу, направилась вниз по относительно пустынной Принцесс-Стрит-Гарденс. Мелкий дождик, моросивший почти весь день, прекратился, но тяжелые сине-серые тучи все еще низко висели над землей, и только на западе приоткрылся кусочек голубого неба, сквозь который заходящее солнце бросало косые лучи на четкий силуэт Эдинбургского замка.

Это было зрелище, которым Катриона готова была любоваться бесконечно. Монументальная громада замка с его отвесными каменными стенами, казалось, выросшими из гранитного основания, возвышалась над раскинувшимися вокруг строениями с их бесконечной разноголосицей крыш, дымовых труб и фронтонов. Замок, эта твердыня Малькольма, могучий кулак Давида I, опора шотландского королевства, был горделивым обломком истории, одиноким часовым, сторожившим деловые кварталы. Он и сейчас казался стойким и неприступным, таким, каким и должен быть настоящий замок — без всяких бесполезных башенок и прочих викторианских финтифлюшек, но, конечно, это была не более чем видимость. Эдинбургский замок — памятник умершему государству. Он перестал быть резиденцией правительства с тех пор, как король Иаков VI позволил английским дворянам убедить себя в том, что ему удастся объединить два трона, два государства, и отправился на юг, в Лондон, где стал Иаковом I. Шотландия была повержена, уничтожена, хотя ее парламент для видимости переехал в Вестминстер. Последние лучи заходящего солнца четко очертили силуэт замка на фоне розового неба. Сейчас он казался особенно величественным и гордым, совсем как та неистовая нация, которую он воплощал. От этих мыслей в горле Катрионы встал комок.