Сомнительная полночь - [9]

Раздался стук в дверь.

— Разрешите?

Анна Маркова, не дожидаясь приглашения, открыла дверь. Анна взглянула на бутылку с виски:

— Вам нравится пить в одиночку?

— Нет.

Она улыбнулась:

— Тогда угостите меня.

— Простите, что сразу не догадался. Будете пить из стакана, в котором я держу зубную щетку, или мне сбегать в бар за бокалом?

— Спасибо, сойдет и стакан. — Анна села на кровать Грэхема и слегка покачалась на пружинах. — По-моему, эта кровать удобнее моей.

— Жалуйтесь администрации, — сказал Грэхем.

Анна быстро сменила тему:

— По-моему, вы близки к отчаянию, Рассел. Горевать о покойных — естественно, но не нужно делать этого в одиночку. Вот это, — она кивнула в сторону виски, — это не очень-то поможет… Впервые за все время у меня есть возможность поговорить с вами наедине. Хотите, я скажу вам все, что думаю, а потом скажете вы?

— Хочу.

— Так вот, — начала Анна. — Мне кажется очевидным, что нас загнали в подобие зоопарка. На Земле в современных зоопарках зверей стараются поместить в условия, близкие к естественным. Я думаю, то же самое сделали и с нами. Нам предоставили гостиницу, чтобы была крыша над головой, супермаркет, чтобы мы не умерли, с голоду, а на улице поставили автомобили…

— Без мотора…

— Так ведь нам все равно некуда ехать! Но наши хозяева, кажется, неплохо разбираются в людской психологии и стремятся окружить нас привычными вещами.

— Лучше бы они вернули нас домой, — горько сказал Грэхем.

— Этого они не сделают, — заметила Анна.

— Почему вы так уверены?..

— Нас было восемь мужчин и восемь женщин.

— И что из этого следует?

Она смотрела на него грустно и насмешливо:

— Причина ясна, Рассел. «Плодитесь и размножайтесь…» Вы не согласны?

Он не ответил. И не взглянул на нее.

— Думаю, я права. Лучше смотреть правде в глаза: нас привезли, чтобы мы размножались. Так что вряд ли мы возвратимся на Землю.

Теперь он взглянул на нее и удивился ее спокойствию:

— И эта мысль не приводит вас в ужас?

— То, что произошло с нами, — страшно, но не должно быть бессмысленным.

— Что вы хотите сказать?

— То, что мы будем «плодиться и размножаться». В нашей группе есть супружеские пары, возникают и другие. — Она мрачно усмехнулась: — Вы не заметили: в нашем супермаркете есть многое. Кроме одного — противозачаточных средств.

Рассел улыбнулся:

— Кажется, вы очень легко приспосабливаетесь к обстоятельствам.

— Я попытаюсь это сделать, если… Рассел, а вы находите меня привлекательной?

— Я считаю вас очень привлекательной, Анна, — торжественно сказал Грэхем.

— У вас есть жена или семья в Англии?

— Нет. Я был слишком занят политикой, чтобы увлечься чем-то… творческим.

Она улыбнулась:

— Тогда у нас есть шанс, потому что я очень практичная женщина. Я не привыкла ждать от мужчин чего-то особенного. Итак, я приду к вам, мы будем жить вместе; попытаемся и, надеюсь, научимся дарить друг другу тепло. Я думаю, мы будем получать удовольствие от общения в постели, но не это главное. Правда?

У Рассела брови поднялись от удивления; так он и смотрел на нее секунды две, а потом сказал очень серьезно:

— Анна, я пьяница, а вы — удивительная женщина.

— Значит — решено. Если мы не подойдем друг другу, мы расторгнем наш договор. А дружбу оставим.

Рассел поднял бокал с виски:

— Благодарение Господу, что был Карл Маркс.

Анна тоже встала, подняла стакан и несколько загадочно провозгласила:

— Здоровье королевы.

Проглотив свой виски, она отправилась в номер, чтобы собрать немногие вещи.

Неожиданно Рассел Грэхем осознал, что его депрессия исчезла, а уверенность вернулась. Понадобилось совсем немного времени, чтобы понять причину.

Он больше не чувствовал себя одиноким.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Странички из дневника Роберта Хаймэна:

«Наступила пятнадцатая ночь с того момента, как мы попали на планету, которую Рассел, забавляясь, называет Эревон[1].

Ну что ж, название явно подходящее. Тем более что по отношению к остальному человечеству мы сейчас действительно „нигде“. По одним из нас будут страшно тосковать и плакать, по другим — нет, по мне тоже нет, и это меня утешает. Я был одинок на Земле, и я буду одинок здесь. В этом привилегия гомосексуалиста.

Какое-то время я надеялся, что Эндрю — бедный Эндрю, худой и томный, звезда этой кошмарной телевизионной серии, — что у него такое же несчастье или привилегия — называйте как хотите. Оказалось, что нет: Эндрю, милый мальчик, просто женоподобный мужчина. А после того что произошло, никто не знает, на что он будет вообще способен. Сейчас он довольно смирный, и, может быть, скоро мы сможем снять с него самодельную смирительную рубаху. И правда, не можем же мы цацкаться с ним бесконечно.

Всех раздражает его бред по поводу огромных металлических пауков, которых он якобы видел. Из тех нескольких фраз, которые удалось разобрать, получалось, что он встал однажды ночью и увидел, как эти твари направляются к супермаркету с запасами продовольствия в лапах — хотя два наших часовых не видели и не слышали ничего. Действительность же такова: мы нашли Эндрю перед рассветом; он лежал у гостиницы как деревянный, как доска, с остекленевшими глазами. Кое-как нам удалось заставить его расслабиться. Но после этого он стал молчалив как рыба.