Солярис - [17]

Он огляделся:

— А между тем, гости еще не все в сборе.

— Сарториус ушел, — сказал Крис. — Он не дождался тебя. Извини, но ты поступаешь не совсем тактично.

— Черт с ним, — сказал Снаут. — Относительно Сарториуса ты отчасти прав. Я любил Гибаряна, это был ученый… великий солярист. Сарториус — талант, но в нем нет слабинки, он ни на минуту не теряет мужества, вот в чем штука. Если надо — спокойно умрет. А Гибарян страдал, его мучил страх… И он был доверчив… Материализация худшего, что в нас есть… мы привозим его с собой, и эта плазма вытаскивает это из нас наружу. «Все возможно, милый, — сказал ему этот дьявол, — все еще можно вернуть. Страдания и мучения выдумали люди, а у меня все гуманнее. Можно помереть на десять лет или на пять минут — на те самые пять минут, когда было совершено непоправимое, когда ты совершил свое безнравственное деяние…» И он поверил… Он — поверил!.. — Снаут приблизился вплотную, дыша винным перегаром. — Он умер с искаженным от страха лицом. А Сарториус умрет спокойно, потому что не верит дьяволу…

— Ты пьян, — хрипло, сдавленным шепотом, сказал Крис и посмотрел на Хари.

Она внимательно слушала Снаута.

— Мы вовсе не хотим завоевать никакой космос, — сказал Снаут, — мы хотим расширить Землю до его границ… Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало. Мы бьемся и мучаемся над контактами с иными цивилизациями, но мы никогда не найдем этого контакта… И главное не в том, что мы не в состоянии это сделать — мы боимся это сделать, боимся контакта… Мы в глупом положении человека, рвущегося из последних сил к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Человеку нужен только человек. Значит, в нашем страхе, может быть, и есть истина. Милый спасительный страх! Если бы мальчик не боялся ночного леса, его давно съели бы волки… Ах, эти мудрые сказки… Кажется, я начал с обличения человеческого консерватизма и косности, а кончил оправданием того, что обличал. Я непоследователен.

— Ты — хороший человек, — тихо сказал Крис, — но ты плохо выглядишь.

— Да, — сказал Снаут, — я действительно скис, и мне плохо. Помоги мне добраться до комнаты.

Крис взял его руку, перекинул через шею и повел, придерживая сзади. Они прошли коридором, спустились вниз и снова шли коридором. Вдруг Крис остановился и оглянулся.

— Что случилось? — спросил Снаут.

— Хари! — крикнул Крис. — Боже мой, я запер дверь, она искалечит себя!

— Беги, — сказал Снаут, — мне лучше, я доберусь сам.

Крис бросился бежать, не видя ничего перед собой. Путь назад был необычайно длинен. Было жарко. Он едва не сорвался с лестницы, оборвав в кровь ладони, разорвал рубашку. У двери библиотеки он торопливо, дрожащей рукой, сунул ключ в замочную скважину, отпер дверь и остановился на пороге.

В полумраке тускло поблескивали тяжелые золоченые корешки книг. Хари сидела на краю стола. Перед ней лежал нетронутый очищенный апельсин и пачка сигарет, очевидно, забытых Capториусом. Она курила, глядя куда-то в угол.

— Хари, — тихо сказал Крис, осторожно прижимая локтем сердце.

Она подняла голову.

— Прости, милый, — сказала она и слабо улыбнулась, — я немного задумалась. Что-нибудь случилось?

— Нет, — оторопело сказал Крис, — все в порядке.

Он подошел к столу и обнял Хари. Вдруг раздался аварийный звонок.

И снова Крис проснулся от какого-то беспокойства. Была не ночь, а голубой день. Что-то ядовито шипело. Звук нарастал.

Крис вскочил, выбежал в коридор. Дверь лаборатории была раскрыта настежь. Поток ледяного холода хлынул навстречу. Комнату наполнил пар, превращая дыхание в хлопья снега. Хлопья кружились над завернутым в купальный халат телом Хари.

Крис, обжигая руки о ледяной халат, разорвал, вернее, сломал его на груди, холодной и твердой, как снег.

Хари умерла недавно. Он хотел перенести ее, но побоялся разбить хрупкое ледяное тело и остался ждать, сидя на стуле у окна. Темно-синий океан лежал под голубым небом. Солнце садилось, и огромная тень станции мерно колебалась в волнах.

Кто-то стоял в дверях лаборатории, наверное, уже некоторое время. Это был Снаут.

— Выпила жидкий кислород, — сказал Крис, — она это сделала от отчаяния.

— Я тебя предупреждал, — сказал Снаут. — Чем больше она с тобой, тем больше очеловечивается. Дальше будет еще хуже. Бери пример с Сарториуса.

— Спасибо за совет.

— Что ты намерен делать?

— Ждать, — сказал Крис, — пока она вернется.

— А потом? Покинуть станцию?

— Да.

— C ней?

— Да.

— Крис, — мягко сказал Снаут, — нейтринная система неустойчива и может существовать лишь благодаря притоку энергии силового поля Соляриса.

— Что же мне делать? — с тоской спросил Крис. — Я люблю ее.

— Которую? — спросил Снаут. — Эту? Или ту, в ракете? Ее можно стащить с орбиты сюда. Она явится. Еще одна. И всякий раз будет являться. Крис, ты впутался в дело сил, над которыми мы не властны, в кольцевой процесс, в котором она — частица, фаза повторяющегося ритма. Она — всего-навсего инструмент, с помощью которого некие силы копаются в твоем мозгу… Не превращай научную проблему в альковную историю!

— Она очень мучилась последние дни, — тихо сказал Крис.

— Конечно… Тем хуже для тебя, — сказал Снаут. — Ты должен помочь ей.