Солярис - [15]
Крис сел.
— Зачем ты это сделала, Хари? — тихо спросил он.
— Я увидела, что тебя нет, и испугалась, — вся дрожа, сказала Хари. — А, может быть, я больна? Может быть, у меня эпилепсия?
— Прости меня, — сказал Крис и крепко обнял ее.
Она положила голову ему на грудь, тихая и счастливая.
И снова был красный день. Огромный диск висел над красными волнами. В комнате все было аккуратно прибрано, чувствовалось присутствие женщины. Стол был застелен свежей скатертью, и стояли два бокала, откупоренная бутылка вина и замороженные фрукты.
— Мы улетим отсюда, — говорил Крис, — обязательно улетим.
Он усадил Хари в кресло и, поцеловав ей руку, достал из-за шкафа проектор.
Пока он укреплял экран, Хари сидела и грызла апельсин.
Он включил аппарат, и на экране возникли родные места: озеро, болотистая заводь, мать, отец, их дом, снова луг, виноградник.
Крис смотрел со все возрастающим волнением. Хари же — с любопытством, которое, однако, становилось все [более] напряженным. Удивление, отчаяние, радость, напряженное внимание, восторг, ужас, покой, страх с необычайной быстротой сменялись на ее лице. Источники всего этого были словно в ней и вне ее. C чем-то она боролась, куда-то стремилась, о чем-то думала.
— Не надо, — сказала Хари, — хватит.
Крис выключил аппарат.
— Очень болит голова, — прошептала Хари, — лучше потом.
Кельвин подошел к окну и заглянул вниз. Океан активизировался. Глубоко под его поверхностью темнел плоский широкий круг с рваными краями, как бы залитой смолой. Через некоторое время круг начал делиться на части, все более расчленяться и пробиваться вверх. Кальвину казалось, что под ним происходит страшная борьба, потому что со всех сторон мчались похожие на искривленные губы, затягивающиеся кратеры, бесконечные ряды кольцевых волн громоздились над колеблющимся в глубине черным призраком и, вставая на дыбы, обрушивались вниз. Каждому этому броску сотен тысяч тонн плазмы сопутствовал растянутый на секунды липкий, как бы чавкающий гром, который проникал и даже сквозь стены станции. Постепенно темное чудовище оказалось загнанным в глубину, каждый следующий удар сплющивал его, расщеплял; от отдельных хлопьев, свисающих, как намокшие крылья, отходили продолговатые гроздья, которые сплавлялись друг с другом и плыли вверх, увлекая за собой как бы приросший к ним раздробленный материнский диск. Над океаном клубился туман.
Кальвин почувствовал головокружение и задернул занавеску.
Тишину нарушил прерывистый зуммер внутреннего телефона.
— Здравствуй, Крис, — сказал Снаут.
— Здравствуй, — тихо сказал Крис.
— Тебя плохо слышно, — сказал Снаут, — говори погромче.
— Не могу, — сказал Крис, покосившись на Хари.
— У тебя кто-нибудь есть? — помолчав, спросил Снаут.
— Да.
— Сарториус просил нас быть через час в операционной, — сказал Снаут.
— Хорошо, — сказал Крис, — я попробую.
Но прошло не менее трех часов, прежде чем Крис подошел к операционной.
Было начало голубого дня. Хари шла рядом с Крисом, немного отстав и глядя на него радостными, влюбленными глазами.
Снаут стоял на пороге операционной. Он поздоровался с Крисом и испуганно посмотрел на Хари.
Сарториус был в свежем халате. Хирургические перчатки свисали со сгиба его руки.
— Вы опоздали, — сказал он, — на два часа.
— Так сложились обстоятельства, — сказал Крис.
— Я понимаю, — недовольно сказал Сарториус.
Хари непринужденно уселась в стороне на стуле.
В стороне, на спиртовке, кипела вода, в ней кипятились скальпели, крючки и прочие хирургические инструменты.
— Итак, — сказал Сарториус, — мне хотелось бы сообщить коллегам некоторые соображения, связанные с фантомами.
— Назовем их существами «Ф», — сказал Снаут.
— Превосходно, — сказал Сарториус. — Последними элементами конструкции нашего тела являются атомы. Предполагаю, что существа «Ф» построены из частиц меньших, чем обычные атомы, гораздо меньших.
— Из мезонов? — сказал Снаут.
— Нет, не из мезонов, — сказал Сарториус. — Мезоны удалось бы обнаружить.
Он снова перевел взгляд на Хари:
— У вас превосходный экземпляр, — сказал он Крису, — мечта исследователя.
— Это моя жена, — слегка побледнев, сказал Крис.
— Превосходно, — сказал Сарториус. Он был чем-то озабочен. — Я попросил бы вас проделать анализ крови вашей… жены…
Крис медленно подошел к Хари. Она доверчиво смотрела на него. Он взял кровь у нее из вены, перелил в мерный цилиндр. Реакция была в норме.
Крис выпустил кислоту на каплю крови. Кровь задымилась — разложение. Он отложил стекло и подвинул было микроскоп, как вдруг едва не выпустил его из рук:
— Кровь, сожженная кислотой, восстанавливается, — сказал он громко и растерянно.
Сарториус поднял голову:
— Регенерация, — сказал он, — в сущности, бессмертие. Проблема Фауста, — он улыбнулся. — Проведенные исследования подтвердили, что кровяные тельца, белки, ядра клеток — только маска, камуфляж.
Крис посмотрел на Хари. Она сидела, прижав к вене ватку, как велел ей Крис.
— Простите, — сказал Сарториус. Он подошел и снял ватку. След укола отсутствовал.
— Вы несколько забылись, доктор Кельвин, — сказал он, разглядывая Хари. — Скажите, вы достаточно квалифицированно проводите вскрытие? — спросил он Криса.
Литературный сценарий легендарного фильма «Андрей Рублев», опубликованный в четвертом и пятом номерах журнала «Искусство кино» за 1964 год. Обложка: эскиз плаката Мих. Ромадина к фильму «Андрей Рублев» А. Тарковского (1969).Из послесловия В. Пашуто: «Фильм по этому сценарию должен раскрыть глубокие, давние истоки великой русской живописи; будет учить понимать ее художественную, общественную, социально-психологическую сущность. Андрей Рублев — торжество бессмертия истинно народного творчества».
Попутчики — украинец Олесь Чубинец и еврей Феликс Забродский (он же — автор) — едут ночным поездом по Украине. Чубинец рассказывает историю своей жизни: коллективизация, голод, немецкая оккупация, репрессии, советская действительность, — а Забродский слушает, осмысливает и комментирует. В результате рождается этот, полный исторической и жизненной правды, глубины и психологизма, роман о судьбе человека, народа, страны и наций, эту страну населяющих.
Эта книга является первой в серии публикаций на русском языке литературного наследия Андрея Арсеньевича Тарковского. В ней собраны полные тексты дневников, начатых Тарковским в 1970 году, вплоть до последних записей незадолго до смерти в декабре 1986 года. Тексты, рисунки и фотографии воспроизводятся по документам флорентийского архива, где Международным Институтом имени Андрея Тарковского в Италии собраны все личные материалы Андрея Арсеньевича из Москвы, Рима, Лондона и Парижа.Андрей Андреевич Тарковский.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли сценарии и сценарные замыслы писателя и кинодраматурга Фридриха Горенштейна, известного по работе над фильмами «Раба любви», «Солярис», «Седьмая пуля» и др. Сценарии «Рабы любви», «Дома с башенкой» и «Тамерлана» публикуются впервые. За исключением «Рабы любви», все сценарии остаются нереализованными.
В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой».
…Даже одно доброе дело может кардинально изменить мир к лучшему; а когда доброта становится привычкой, от этого выигрывают все. Ну а что случится спустя двести десять добрых дел, вы поймете сразу после того, как перед вашими глазами проплывут финальные титры. Или последняя строка этой книги.
В провинциальном городке кинолюбитель затеял съемку документального кино о школьном учителе литературы и его выпускниках: «Лариков три года их лепил. Духовно, понимаешь ли… Любопытно — чего вылепил».
Вокруг княгини Ольги сплетаются судьбы воинов и князей, холопов и свободных, росичей и варягов, сына Святослава и внука Владимира. И жизнь становится легендой…
Последний оплот капиталистов отгородился от мира смертоносной электромагнитной стеной. За ней шумят заводы, день и ночь изготовляя ядовитые газы. На помощь рабочим-подпольщикам и их юным друзьям Джиму и Тому страны Советов посылают небывалый ракетный аппарат «Таран»… Забытый киносценарий или «кинороман» Д. Мухи и классика советского кино Л. Лукова, создателя знаменитого фильма «Два бойца», написан в традиции советской героической фантастики и впервые переводится на русский язык. Эта книга продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций советской авантюрно-фантастической прозы 1920-х гг.
«Окраина» и «Рай для правоверных» – киносценарии «для чтения», две романтические истории, построенные по испытанному принципу: опасные приключения и счастливый конец.
Перед Вами – сценарий художественного фильма «Прирожденные убийцы», написанный на тот момент молодым и подающим надежды сценаристом Квентином Тарантино.Молодая парочка, Микки и Мэллори, будто пытаясь подражать легендарным бандитам – Бонни и Клайду, колесит по Америке и безжалостно отправляет на тот свет всех, кто попадается на пути. Чем больше эти двое обожают друг друга, тем сильнее ненавидят весь остальной мир. За ними охотятся. Их хватают. Но ситуация складывается так, что у кровавых плохишей появляется еще один шанс повеселиться...Несмотря на обилие сцен насилия, этот сценарий Тарантино представляет собой едкую (но далеко не всеми увиденную) сатиру на издержки демократии, зависимость массового сознания и тотальную девальвацию устоявшихся моральных ценностей. .