Солярис. Эдем - [3]

Все попытки людей установить контакт с двутелами окончились неудачей. На пути контакта высится стена взаимонепонимания, еще более непроницаемая, нежели та, стеклянистая, которой эдемцы отгородили чужеземный звездолет от своего мира.

Только незадолго до старта возникает нечто похожее на взаимопонимание: эдемский астроном добровольно приходит к пришельцам. Им движет жажда познания неведомого. Он приходит, чтобы узнать и погибнуть. Да, погибнуть по каким-то не понятным людям законам, существующим на Эдеме. Это, пожалуй, самые блестящие страницы в романе. Напряженно бьется мысль земных ученых и эдемца, с двух сторон пытающихся преодолеть барьер несовместимости. Происходит что-то вроде диалога, ведущегося через машинного посредника — калькулятора. Дополнительное средство общения — рисунки. Скрипит и крошится мел. Калькулятор обменивается скребущими звуками с двутелом.

Машина подбирает эквиваленты терминов, употребляемых двутелом, работает на пределе. Трепещет ее зеленый глазок. А людям кажется, что на них обрушивается поток ребусов — один хитроумнее другого, но суть информации ускользает, остается нерасшифрованной.

Давайте сравним эту напряженную сцену с многочисленными вариантами контактов в современной научно-фантастической литературе. Как правило, контакт землян с «братьями по разуму», будь то гуманоидные обитатели планет ближайших звездных систем или жители иной галактики, осуществляется поразительно легко.

Машина-лингвист с равной степенью точности превращает в земные слова и язык мерцаний и цветовых переливов вегажителей, и свист каких-нибудь альтаирцев, и безмолвную передачу мыслей и образов высоколобыми пришельцами из беспредельного Космоса. Строй их мыслей аналогичен человеческому, и вот уже завязалась оживленная беседа — контакт состоялся!

В ином положении находятся у Лема земные ученые, волею случая оказавшиеся на планете Эдем. Им предстоит понять, что чуждое не есть бессмыслица, но нечто принципиальное иное, не укладывающееся в привычные земные понятия, это плод разума, но чужого, опыт древней цивилизации, ничего общего не имеющей с человеческой. А когда такое понимание приходит, люди вынуждены сделать два печальных вывода.

Во-первых, планета, райски прекрасная издали, вблизи напоминает дантов ад, она насыщена ужасами. Но отчетливо представить себе эти ужасы, понять причины, их породившие, люди пока не в силах.

Во-вторых, поняв только то, что процессы, происходящие на Эдеме, для них непонятны, члены экипажа звездолета принимают нелегкое для себя решение: отказаться от всякого вмешательства в защиту того, что с точки зрения людей есть справедливость. И земной звездолет покидает Эдем.

В предисловии к русскому изданию «Соляриса» Станислав Лем писал:

«…встреча с Неизвестным должна породить целый ряд проблем познавательной природы, природы философской, психологической и моральной. Решение этих проблем силой, например какой-то бомбардировкой неизвестной планеты, естественно, ничего не дает. Это просто уничтожение явления, а не концентрация усилий для того, чтобы его понять. Люди, попавшие в это Неизвестное, должны будут постараться понять его, постичь. Может быть, это удастся не сразу, может быть, потребуется много труда, жертв, может быть, их ждет много недоразумений, даже поражений. Но это уже особый вопрос».

Этот тезис, положенный в основу «Эдема», развивает роман Ст. Лема «Солярис». В нем краски Неизвестного еще более сгущены. Если на Эдеме люди встречаются с особями разумными, пусть не похожими на человека, но хотя бы в чем-то родственными ему по биологической структуре (кровь, зрение, речь, слух и т. д.), то на Солярисе они имеют дело с океаном — мыслящей субстанцией. И вот уже десятки лет работает научная станция землян, пытающихся изучить природу, а затем и вступить в контакт с единственным, но бесспорно разумным жителем этой загадочной планеты. Однако человечество все более тревожит вопрос: кто добился больших успехов в изучении друг друга — ученые Земли или океан? Он был отнесен к классу Метаморфа. «Его волнистая поверхность могла давать начало самым различным формам, ни на что земное не похожим, причем цель — приспособительная, познавательная или какая-либо иная — этих, иногда весьма бурных извержений плазматического „творчества“ оставалась полнейшей загадкой». Но в последние годы океан «перестроился». На гребнях его тяжелых волн все чаще возникают силуэты зданий, ландшафты, машины, гигантские отливки людей. Создается впечатление, что океану гораздо легче постичь природу человека, чем человеку — природу океана.

А к моменту прибытия на станцию Солярис психолога Кельвина, от лица которого ведется рассказ, океан подготовил людям еще один сюрприз… На станции появились «гости». У Гибаряна гостит огромная молодая негритянка. Из-за дверей лаборатории Сарториуса доносится детский голос и шлепанье босых ног. Кто-то посещает и Снаута. А к только что прилетевшему с Земли Кельвину приходит Хари — его возлюбленная, покончившая с собой десять лет назад. И это не фантомы, не бесплотные призраки! «Гости» — во плоти и крови, они дышат, разговаривают, целуются. У них есть все, кроме памяти о прошлом.