Соловей и роза - [10]

Льет на толпу, сам весел и румян,

И, хохоча в смятеньи полудиком,

Вакханка быстро отвернулась с криком

И от струи приподняла тимпан.

Венера Милосская

И целомудренно и смело,

До чресл сияя наготой,

Цветет божественное тело

Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой

Слегка приподнятых волос

Как много неги горделивой

В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,

Вся млея пеною морской

И всепобедной вея властью,

Ты смотришь в вечность пред собой.

Сон и смерть

Богом света покинута, дочь Громовержца

немая,

Ночь Гелиосу вослед водит возлюбленных

чад.

Оба и в мать и в отца зародились

бессмертные боги,

Только несходны во всем между собой

близнецы:

Смуглоликий, как мать, творец,

как всезрящий родитель,

Сон и во мраке никак дня не умеет забыть;

Но просветленная дочь лучезарного Феба,

дыханьем

Ночи безмолвной полна, невозмутимая

Смерть,

Увенчавши свое чело неподвижной звездою,

Не узнает ни отца, ни безутешную мать.

Море

«Ночь весенней негой дышит…»

Ночь весенней негой дышит,

Ветер взморья не колышет,

Весь залив блестит, как сталь,

И над морем облаками,

Как ползущими горами,

Разукрасилася даль.

Долго будет утомленный

Спать с Фетидой Феб влюбленный,

Но Аврора уж не спит

И, смутясь блаженством бога,

Из подводного чертога

С ярким факелом бежит.

Вечер у взморья

Засверкал огонь зарницы,

На гнезде умолкли птицы,

Тишина леса объемлет,

Не качаясь, колос дремлет;

День бледнеет понемногу,

Вышла жаба на дорогу.

Ночь светлеет и светлеет,

Под луною море млеет;

Различишь прилежным взглядом,

Как две чайки, сидя рядом,

Там, на взморье плоскодонном,

Спят на камне озаренном.

«Как хорош чуть мерцающим утром…»

Как хорош чуть мерцающим утром,

Амфитрита, твой влажный венок!

Как огнем и сквозным перламутром

Убирает Аврора восток!

Далеко на песок отодвинут

Трав морских бесконечный извив,

Свод небесный, в воде опрокинут,

Испещряет румянцем залив.

Остров вырос над тенью зеленой;

Ни движенья, ни звука в тиши,

И, погнувшись над влагой соленой,

В крупных каплях стоят камыши.

После бури

Пронеслась гроза седая,

Разлетевшись по лазури.

Только дышит зыбь морская,

Не опомнится от бури.

Спит, кидаясь, челн убогой,

Как больной от страшной мысли,

Лишь забытые тревогой

Складки паруса обвисли.

Освеженный лес прибрежный

Весь в росе, не шелохнется. —

Час спасенья, яркий, нежный,

Словно плачет и смеется.

«Вчера расстались мы с тобой…»

Вчера расстались мы с тобой.

Я был растерзан. – Подо мной

Морская бездна бушевала.

Волна кипела за волной

И, с грохотом о берег мой

Разбившись в брызги, убегала.

И новые росли во мгле,

Росли и небу и земле

Каким-то бешеным упреком;

Размыть уступы острых плит

И вечный раздробить гранит

Казалось вечным их уроком.

А нынче – как моя душа,

Волна светла, – и, чуть дыша,

Легла у ног скалы отвесной;

И, в лунный свет погружена,

В ней и земля отражена

И задрожал весь хор небесный.

Море и звезды

На море ночное мы оба глядели.

Под нами скала обрывалася бездной;

Вдали затихавшие волны белели,

А с неба отсталые тучки летели,

И ночь красотой одевалася звездной.

Любуясь раздольем движенья двойного,

Мечта позабыла мертвящую сушу,

И с моря ночного и с неба ночного,

Как будто из дальнего края родного,

Целебною силою веяло в душу.

Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,

По-своему каждый, мы оба забыли,

Как будто меня убаюкало море,

Как будто твое утолилося горе,

Как будто бы звезды тебя победили.

Разные стихотворения

«Я знал ее малюткою кудрявой…»

Я знал ее малюткою кудрявой,

Голубоглазой девочкой; она

Казалась вся из резвости лукавой

И скромности румяной сложена.

И в те лета какой-то круг влеченья

Был у нее и звал ее ласкать;

На ней лежал оттенок предпочтенья

И женского служения печать.

Я знал ее красавицей; горели

Ее глаза священной тишиной, —

Как светлый день, как ясный звук свирели,

Она неслась над грешною землей.

Я знал его – и как она любила,

Как искренно пред ним она цвела,

Как много слез она ему дарила,

Как много счастья в душу пролила!

Я видел час ее благословенья —

Детей в слезах покинувшую мать;

На ней лежал оттенок предпочтенья

И женского служения печать.

«О, не зови! Страстей твоих так звонок…»

О, не зови! Страстей твоих так звонок

Родной язык.

Ему внимать и плакать, как ребенок,

Я так привык!

Передо мной дай волю сердцу биться

И не лукавь,

Я знаю край, где всё, что может сниться,

Трепещет въявь.

Скажи, не я ль на первые воззванья

Страстей в ответ

Искал блаженств, которым нет названья

И меры нет?

Что ж? Рухнула с разбега колесница,

Хоть цель вдали,

И распростерт заносчивый возница

Лежит в пыли.

Я это знал – с последним увлеченьем

Конец всему;

Но самый прах с любовью, с наслажденьем

Я обойму.

Так предо мной дай волю сердцу биться

И не лукавь!

Я знаю край, где всё, что может сниться,

Трепещет въявь.

И не зови – но песню наудачу

Любви запой;

На первый звук я как дитя заплачу —

И за тобой!

«Я пришел к тебе с приветом…»

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа всё так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду