Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв - [18]
Почему у Сопасалмы Стюарт прервал наступление? Что помешало ему дойти до цели похода? Один из военачальников К. Хоканссон, желая выгородить себя и остальных перед королем, сочинил версию о том, что климатические трудности не позволили довести до победного конца удачно начатое предприятие.[128] Помешал, оказывается, снег «глубиной в рост лошади». Если верить Хоканссону и повторяющим его вымыслам шведским фальсификаторам истории, то можно подумать, что не будь зимой снега и других специфически русских географических неудобств, то Хоканссон с товарищами по ремеслу наверняка завоевал бы Беломорье. Странно, что дань этой версии отдал проф. Г. Замятин, который в ряде случаев с излишней доверчивостью относится к скандинавским источникам и игнорирует отечественные. Еще удивительнее, что Замятин, не надеясь, очевидно, убедить читателя ссылками на шведских авторов, призывает в свидетели сына выдающегося русского ученого П. П. Семенова-Тянь-Шанского Вениамина Петровича,[129] хотя тот никогда не объяснял толщиной снежного покрова проигрыш военных авантюр.
Причину провала весеннего наступления шведов к Белому морю как нельзя лучше объяснил сам неудачник-воевода в письме к Соловецкому игумену от 7 июля 1611 года.[130] Стюарт пытается выдать интервенционистский поход за мирное предприятие. Он серьезно уверяет игумена, что по повелению короля собирался помочь русским людям в их борьбе с поляками и литовцами. Имея такую «благородную» цель, Стюарт хотел, оказывается, провести войска через Поморье, чтобы «поляки не доведались» про их численность, на соединение со своим «большим воеводой» Делагерди, но русские крестьяне пограничных сел не поняли «дружеских» замыслов шведов, сетует воевода, и встретили их враждебно, как врагов. Ценное признание. Оно позволяет понять, почему Стюарт не сумел сделать того, что требовалось от него королевским наставлением.
Русские и карельские крестьяне не просто косо и недоверчиво посматривали на мнимых друзей России, но как только узнали о приближении шведских войск, так «они все от своих дворов побежали», — жалуется Стюарт настоятелю Соловецкому. Когда же интервенты разорили одиннадцать уже известных нам селений, то «громленные мужики» (крестьяне разгромленных деревень, — Г.Ф.) стали объединяться в партизанские отряды и бить врага на всех дорогах. Большой крестьянский отряд действовал в районе Сумского острога. Леса кишели «шишами». Партизаны контролировали все лесные дороги и просеки: истребляли фуражиров, перехватывали гонцов с военной корреспонденцией, из которой узнавали о замыслах противника.
Солдаты экспедиционного корпуса не могли купить ни фунта хлеба, ни пуда сена, и Стюарт понял, что при таком отношении народа он не сможет довести войска до намеченного района. Перед угрозой голодной смерти шведское командование вынуждено было повернуть назад от деревни Чюпы, находившейся в бассейне Кеми-реки.
Рассказ Стюарта о причинах постигшей его катастрофы имеет меланхолическую концовку: «Так яз назад с моим войском воротился в нашу землю и теперво стою яз с моим войском недалеко от рубежа и дожидаемся ответу по нашей грамоте от нашего милостивого короля, куды нам ехать».[131]
А. Стюарт сказал все, что требовалось для ответа на вопрос о причинах провала тщательно подготовленной и совершенной под личным наблюдением самого короля операции по захвату русского Поморья. Если бы специально попросили кого-нибудь из руководителей похода объяснить, почему экспедиция закончилась плачевно, он бы, пожалуй, не сумел разъяснить так удачно и точно, как сделал это битый ратный воевода.
Захватнический поход шведских войск на Суму и Соловки был сорван патриотическими действиями крестьян. Ответом народа на шведскую интервенцию явилась мощная волна партизанского движения. Борьба партизан принимала грозный для врага размах. От пассивного сопротивления (бегство в леса) в первые дни вторжения войск Стюарта в русские пределы к лету 1611 года партизаны перешли к активным наступательным действиям. Стюарт сообщил игумену, что русские «люди и мужики» пересекли государственную границу Швеции, «пришли в нашу землю и наших крестьян забили, и много деревень зажгли, и животины много отняли… Ты ли им повелел или они сами от себя то доспели?»
Ответные действия русских патриотов не нравились агрессорам. Они прикидывались миротворцами, вспоминали Выборгский договор о мире и дружбе, хотя сами давно растоптали его. Стюарт просил игумена смирить «своих мужиков» и не велеть им вторгаться в королевские владения, угрожая в противном случае военными контрмерами.
Поведение и действия населения Беломорья начисто опровергают измышления шведского историка И. Видекинда, уверяющего читателей в том, что весь Северный край «по направлению к Архангельску — Каргополь, Белозерск, Вологда, Холмогоры и остальные замки по направлению к Ледовитому морю» согласны были признать шведскую власть.
