Солонго. Тайна пропавшей экспедиции - [14]

Мама говорила Артёму, что в молодости профессор был другим. Тогда ещё доцент кафедры истории России, он ввязался в поиски какого-то селения, долгие годы собирал деньги то на одну, то на другую экспедицию, облазил Тувинские горы, побывал в горах Монголии, но так ничего и не нашёл. Потом ездил в Омск, искал там утерянную библиотеку Колчака, опять ничего не нашёл. Заявил, что адмирал вообще не был расстрелян на Ушаковке, что его до весны 1921 года держали в казематах, допрашивали о золотом эшелоне. Наконец перессорился с другими историками из университета и замкнулся. Докторскую работу в итоге писал по байкальским петроглифам[4] и до сих пор вздрагивал, если кто-то упоминал о тех злосчастных экспедициях в Монголию и в Омск.

Сергей Николаевич внимательно осмотрел потайную комнату, промолвил, что ничего потайного в ней нет, что такую комнату найти было проще простого — слишком явными были борозды от тяжёлого поставца, а значит, воры, если они в самом деле искали тайник Корчагина, были законченными тупицами:

— Точно говорю!

Затем Сергей Николаевич прочитал записки тестя, пролистал его карты и рисунки, изучил самородки и объявил общее собрание.

«Это нам знакомо», — нахмурился Артём. Папа любил объявлять общие собрания по любому, даже самому незначительному поводу.

— Итак, что нам известно? — Сергей Николаевич, заложив руки за спину, широкими шагами пересекал гостиную, ненадолго останавливался возле стены, резко разворачивался и начинал идти в обратном направлении. Увлечённый какой-то идеей, он не мог стоять на месте.

Мама сидела в старом дедушкином кресле возле окна. Рядом с ней стоял Артём. Профессор Тюрин без особого интереса просматривал бумаги Виктора Каюмовича. Изредка зевал, почёсывал лысину и поглядывал на часы.

— Известно следующее, — сам себе ответил Сергей Николаевич. — Корчагин нашёл в архиве карту и какие-то приметы, по которым можно найти легендарное золото Дёмина. Карта у нас имеется, — Сергей Николаевич помахал папкой. — С приметами пока что беда. Будем искать. Далее. Корчагин нанимает проводника, потому что опасается заплутать в тайге. Само по себе это странно, учитывая его геологический опыт. Ну да ладно. Далее. Корчагин уходит в экспедицию. Что там происходит и куда его приводит карта, мы не знаем, но домой он возвращается с золотыми самородками. Заметьте, сам он пишет, что самородков было четыре, а в сейфе оказалось только два. Странно, не правда ли?

— Может, их украли, — предположила мама.

— Марина, Марина… Как говорит мой папа, думай головным мозгом. Если б кто-то добрался до самородков, то уж точно не стал бы церемониться и забрал бы все четыре. Ещё бы и документы прихватил. Итак, куда подевалось остальное золото — непонятно. Но ведь ты не будешь отрицать, что золото — жильное! — Сергей Николаевич неожиданно обратился к Тюрину.

— Не знаю, — профессор пожал плечами. — Может, и жильное. Всё равно непонятно, где он его взял.

— Ладно. С этим потом разберёмся.

Тюрин отложил бумаги на подоконник и со скучающим видом стал смотреть в окошко.

— Дальше. Корчагин возвращается домой и тут же собирает новую экспедицию, в этот раз, кажется, одиночную. Никому не доверяет и, несмотря на трудность пути, решается преодолеть его без помощников. Что случилось с его доверчивым проводником-лесорубом — непонятно. Должно быть, ничего хорошего. Можно было бы предположить, что Корчагин нашёл сокровищницу Дёмина, по какой-то причине вынес только четыре самородка, а теперь задумал исправить оплошность. Было бы логично. Золотая лихорадка в этих краях попортила немало людей.

— Серёжа! — возмутилась мама.

— Прости, — Сергей Николаевич коротко улыбнулся и продолжил: — Но тут начинаются странности. Корчагин пишет, что «золото — не главное». Пишет о каком-то важном открытии, которое нужно непременно сфотографировать, иначе ему никто не поверит. «Венец моей научной карьеры». Что он там нашёл? Быть может, то самое нечто, что в своё время напугало Дёмина — напугало так, что этот матёрый каторжник, вор, убийца, не боявшийся ни царской полиции, ни таёжных медведей, убежал подальше от сокровищ, спрятался в Иркутске?! Может, и до Уссурийска добежал бы, если б хватило денег.

— Ну, Уссурийска ещё не было, если уж говорить точно, — заметил профессор. — В те годы там стояло село Никольское.

— Да при чём тут это? Я же так, образно.

— Ну, считай, статейка готова, — вяло усмехнулся Тюрин.

— Э, Мишаня, ещё не готова! — Сергей Николаевич резко повернулся к профессору. — Тут ещё копать и копать. Разве тебе не интересно, что же там спряталось в Саянах, что один в суеверном ужасе со всех ног бежит оттуда, а другой, рискуя жизнью, идёт туда в полном одиночестве?

— Нет, неинтересно, — профессор пожал плечами.

— Ну конечно. Тебе только библиотеку Ивана Грозного и живых потомков Колчака подавай!

— При чём тут библиотека Грозного? — дёрнулся Тюрин, но тут же стих и продолжать не стал.

— Далее! — крикнул Сергей Николаевич, с задором поглядывая на Артёма и Марину Викторовну. — Корчагин готовит повторную экспедицию, никуда не торопится. Потом вдруг замечает, что за ним следят. Значит, Виктор Каюмович кого-то боялся, иначе никакой слежки не заподозрил бы. Мало ли кто в Кырене шатается. Тут пьяниц больше, чем собак. Но старик Корчагин так перепугался, что решил немедленно отправиться в горы. Значит, был уверен, что малейшее промедление будет стоить ему жизни. В последнее мгновение решил перестраховаться. На подробные объяснения нет времени. Он вырывает из дневников записи, торопливо пишет короткое послание Марине. Прячет документы в сейф. Выходит из дома. Запирает его на ключ. Идёт на почту. Отправляет иркутскому коллеге ключи, просит передать их дочери ровно через год. Почему именно год? Почему не отправить письмо сразу Марине? Этого мы не знаем. Как не знаем и того, что случилось с Корчагиным в дальнейшем. С той минуты, когда он вышел из местного отделения почты, следы теряются. Вот что нам известно на данный момент. Есть вопросы?