Соломенный кордон - [95]

— Ну-ну. Пора поработать веничком. — Он еще добавил пару, взял свой дубовый веник и ловко захлестал себя по упругому, мускулистому телу. Узорчатые листья прилипали к коже и темнели, словно бабочки рядом с розовыми полосами, которые оставлял веник.

— Ну, ты, художник, не переусердствуй.

— Душа меру знает. Давай-ка, горожанин, я тобой займусь. — Он тут же окатил меня такой горячей водой, что я подумал о злом умысле Ведрина. Не успел я открыть рот, как на мою спину посыпались хлесткие удары, Виктор стегал меня и березовым и дубовым вениками.

После веников тело не ощущало жары, и дышалось легче.

Ведрин выпил ковш квасу и принес мне. Холодный и резкий, он приятно отдавал липовым цветом, освежал.

Виктор еще подбросил в плиту дров и поднял такой пар, что мне показалось, будто я сижу в бочке с молоком. Я лег на горячую лавку, а он полез на полку под самый потолок.

После всех банных процедур мы выскочили в предбанник и по очереди окунулись в бочку с холодной колодезной водой.

На улице я почувствовал такой прилив силы, что сгреб в охапку Ведрина и несколько минут таскал на руках по двору.

— Ну и битюг! Откормили тебя колхозники, — покачал головой Ведрин. — С такой силищей шел бы ты в тракторную бригаду...

Скрипнула калитка, и во дворе показалась бабка Чикиринда.

— С легким парком вас, ребята.

— Спасибо, бабушка. Квасок у вас хорош!..

— Всей попили?

— Подчистую.

— Дык я ящо навела. В воскресенье милости прошу, Виктор Мокеевич.

— Спасибо, приду. Заходите в дом.

— Дык некогда... я вот по делу к Максиму. Деньги тебе принесла, — она протянула мне небольшой газетный сверток, перевязанный суровой ниткой.— За весь месяц, все отдали, задолжников нетути.

Я спрятал сверток в карман.

— Сочти.

— Верю.

— И на этом спасибо, — она поправила длинными сухими пальцами выцветший в горошек платок. — Просили ящо вам передать, что все довольные — не хуже Савелия за скотиной смотришь, не рубцуешь, не полосуешь зря.

— Стараюсь...

— Старайся, старайся! Дык я пошла, — Чикиринда раскланялась.

— Первую получку положено обмыть, — сказал я, когда Чикиринда вышла со двора.

Виктор поморщился.

— Не люблю примитивов. — И, чтобы разрядить неловкое молчание, потому что фраза его меня задела и я насупился, добавил: — Завтра приезжают к нам московские артисты, в клуб пойдем.

Деньги я бросил в ящик стола.

За чаем Виктор затеял разговор о технике:

— По штату мне не положено за машинами присматривать, но не могу видеть, как обращаются варварски с техникой. Относились бы к тракторам и комбайнам по-хозяйски, им бы сносу не было, а то гоняют до тех пор, пока подшипники полетят. А не так давно получили мы самоходные шасси-75. Машина нужная, но выхлоп отработанного газа сделан так, что бьет комбайнеру прямо в лицо. За смену он так его наглотается, будто в душегубке побывал...

— Во куда хватил, — не вытерпел я, — заводских конструкторов начинаешь критиковать.

— Орясина это, а не конструктор! — Он снисходительно улыбнулся, кивнул на полку с книгами: — Там есть книга «Деловая Америка» Смелякова. Возьми, почитай коровам вслух, они и то...

— У них ли нам учиться, — перебил я Ведрина.

— Хорошее перенимать не зазорно.

— Ну, а как председатель-депутат на технические беспорядки смотрит?

— Терпит... а вообще, у других похуже. Он у нас мужик-хозяин. — Виктор встал, давая понять, что разговор окончен. Я с сожалением отправился на сеновал, мне казалось, что разговор только начинал завязываться и о чем-то нужном мы не договорили.

На следующей неделе несколько дней подряд Ведрин приходил с поля раньше меня. Что он дома, я замечал издали. В вечерних сумерках в окнах желтел, как подсолнечное масло, свет, заранее я знал, что Виктор приготовил ужин и ждет меня. Но сегодня он сделал больше: на спинке стула висели наглаженные мои парадные брюки, рубашка. Виктор тоже был при параде.

— Намечается культпоход? — спросил я.

— Сегодня в клуб, — оживился Ведрин. — Давай, пастух, смывай дорожную пыль, лопай побыстрее, и айда. Вечером приезжают к нам профессиональные артисты из Москвы. Председатель им триста рублей отвалил...

Если считать время по местному, то, несмотря на ранний час, у клуба толпилось порядочно народу. Спешили занять места получше, хотя клуб располагался в большой избе. Одеты все были по-праздничному.

Виктор чинно, за руку здоровался с мужчинами и приветливо кивал женщинам.

Когда мы проходили мимо пестрой стайки девчат, среди которых я сразу заметил Надюху, Ведрин весело подмигнул им:

— Привет, девчата!

Девушки дружно ответили, а Надежда зарделась и стеснительно опустила глаза.

Колхозники в основном ждали приезда артистов на улице. В клубе несколько человек забивали «козла», и двое, примостившись с краю длинного, отполированного до блеска костяшками стола, играли в шахматы. Поздоровавшись с «козлятниками», мы подсели к шахматистам.

Когда приехали артисты, в клубе было густо накурено. Зеленоватый дым плотно клубился под потолком, туманцем застилал сцену.

Артисты — их было трое — смело прошли мимо публики на сцену и, пошептавшись между собой, решили тут же начинать.

Лупоглазая, коротко подстриженная девица в мужских джинсах откашлялась в кулак, а гитарист в черном смокинге спросил так, чтобы слышала публика, у заведующего клубом, есть ли в клубе фоно? Заведующий развел руками и отрицательно покачал головой.