Соломенный кордон - [56]

— Пойдемте, машина ждет, — хрипловато пригласил Тихонов.

Дорога к Каменке была ухабистой и плохо накатанной. Машина то натыкалась на снежные заносы, то проваливалась в ямы и колдобины. Тихонов сидел рядом с водителем и покуривал, пуская дым в чуть приоткрытое окно.

— Не замерзли? — спросил он.

— Нет, — ответила Галина.

— Сколько же вам лет?

— Девятнадцать.

— Молоды...

Галина приподняла воротник и закрыла глаза, ей не хотелось разговаривать.

Иван Павлович швырнул в окно окурок. Жест медички ему был понятен, но он все же сказал:

— Тяжело вам будет у нас привыкать. До вас уже две были.

— И где же они?

— Уехали. Каждый день слезы, жалобы... Мы ведь их понимаем... Отпустили.— Тихонов посмотрел на Галину. — У нас же тогда ни радио, ни электричества... Сейчас вот радио провели, к весне движок поставим, будет электричество. А медик нужен. Село далекое, глубинка, всякое бывает... Ну, ладно, мешаю вам, думайте, скоро приедем. — Он повернулся к водителю и стал разговаривать с ним.

Галина, покачиваясь на мягком сиденье, сквозь опущенные веки смотрела на безлюдное поле. Вдали зачернел лес. Стали чаще попадаться стога соломы. Через лобовое стекло видно, как приближаются дома деревни. Вот промелькнули первые дворы.

Девушка пододвинулась ближе к окну. На крыше каменного дома увидела телевизионную антенну, потом еще. «Ой, хоть телевизор буду смотреть по вечерам». Она вспомнила слова Тихонова: «К весне электричество проведем...»

Машина остановилась.

— Чайком обогреться не желаете?

— А что, приехали?

— Нет. Еще километров десять. Эта деревня тоже относится к нашему колхозу. Главная усадьба.

— Поедемте!..

— Что же вы от чая отказываетесь?.. Я бы вас познакомил со здешним врачом. Она у нас работает семь лет...

— Прошу вас, поехали! — Галине вдруг стало обидно, как будто ее жестоко обманули.

— Трогай!..— сказал Иван Павлович, хлопая дверцей машины.

Остаток пути он много курил и угрюмо молчал: «Капризная. С такой мытарства начнутся с первых дней. Неужели у них не было ни одной нашей, сельской?»

Девушка, уткнувшись лицом в воротник, сдержанно вздыхала.

Наконец машина снова остановилась.

— Вот мы и дома, — как можно вежливее произнес Тихонов, открывая дверцу и помогая Галине вытащить чемодан.

— Это ваш дом и наша больница. Рядом живет учительница. Четырнадцать лет уже работает... — председатель запнулся. Галина, прищурив свои черные глаза, сердито смотрела на него.

И опять он подумал: «Не могли нашу прислать. Для такой и жениха не подыщешь».

Тихонов открыл замок и передал девушке ключ.

Галина обвела усталым взглядом небольшие домики деревеньки, с грустью посмотрела на соседний — самый большой дом, на воротах которого была вывеска «Начальная школа». Над головой ее висела дощечка: «Медпункт». И сбоку от этого слова — корявый рисунок медицинской эмблемы: черная чаша, обвитая полосатой змеей. Змея смотрела на девушку единственным глазом, открыв зубастую, щучью пасть,

— Это не художник писал. Мальчишка-четвероклассник. Мы закажем в районе настоящему художнику.

Галина зашла в медпункт. Тепло. Вымытые добела гладкие доски пола. На стенах плакаты, медицинские и призывающие к повышению урожая сельскохозяйственных культур. Широкий стол покрыт белой скатертью. Шкаф со стеклянной дверцей, на полках поблескивают инструменты, другой — без стекла, с этикеткой «Медикаменты», в углу умывальник, вдоль стен — две лавки, кушетка. Галина прошла в соседнюю комнату. Кровать с потускневшими спинками. Столик, два стула.

— Здесь вы будете жить.

— Одна? — зачем-то спросила она.

— Нет... то есть да. У вас будет помощница, санитарка. Тетя Дуся. Она тоже имеет своего рода связь с медициной — признанная повивальщица. Я сейчас пошлю за ней шофера, и вы познакомитесь.

— Ладно, потом. Я устала.

— Ну, хорошо, отдыхайте. Мы позже наведаемся.

Поставив к столу чемодан, Тихонов ушел.

Галина проспала до позднего вечера. Она не слышала, как приходил Тихонов с санитаркой, как они осторожно стучали в окно и дверь.

Проснувшись, она стала вспоминать все по порядку. Зимой вечереет рано, и она не знала, который час: часы ее стояли, завод кончился.

За плитой трещал сверчок. Девушка прислушалась. Ей показалось, что в соседней комнате кто-то возится. Она приподнялась на локте и посмотрела: из-за двери кто-то выглядывал. От страха у нее похолодело в груди. «Вскочить и кричать, звать на помощь... а если он меня не видит... не трогал же, пока я спала...»

Галина, затаив дыхание, закрыла глаза. Сверчок умолк. Вдруг она отчетливо услышала шорох. Девушка вскрикнула. Кто-то продолжал глядеть из-за двери, не меняя позы. Присмотревшись, Галина узнала свое пальто, висевшее па гвозде, но шуршание продолжалось. Коснулась босыми ногами холодного пола, поежилась и, решившись, пошла на шорох. Шуршала газета, приклеенная к раме над форточкой. Видать, летом она отпугивала мух.

В этой комнате было прохладней. Девушка захлопнула форточку и стала смотреть в окно. Ровный свет луны. Белый, поблескивающий снег и чьи-то темные следы от ее окна к церкви. Следов много, одинаковые. Ходил один. Она вспомнила хмурое лицо председательского шофера, который время от времени поглядывал на нее в зеркало, прикрепленное перед его глазами.