Соло для рыбы - [2]

Сегодня, в это время суток, я никак не могла ожидать, что какие–то незначительные неполадки на железной дороге приведут к сбою в расписании, и последний уходящий поезд опоздает в своём отправлении на два часа. Дождавшись моего прихода. Он уже вздрагивал, как возбуждённое беговое животное перед стартом. Я видела его вибрирующую пупырчатую спину, ощущала запах готовности. Захотелось коснуться рукой его пыльного живого бока – он оказался тёплым. Поезд осторожно подался вперёд, я отдёрнула руку, и резко, как будто получив разрешение, мимо моих глаз заскользило грациозное членистотелое зеленовато-бурое чудище. Я смотрела в сторону его извивающегося, согласно маршруту, хвоста, слушала добродушный затухающий рокот и оттого не заметила медленно и тихо подкравшейся, опять же неурочной, электрички из какой-то таинственной Будогощи. Я там никогда не была, и это название приводило меня в восторг своей готовностью и приятием могущественного будущего.

Электричка устало грохотнула створками сонно разъехавшихся дверей и вывалила на перрон, прямо передо мной, единственного привезённого ею в этот час пассажира. Высокий, худощавый старик в хорошо послуживших кирзовых сапогах, в неизменной, не зависящей от времени года и погоды помеси кафтана и полушубка, обросший седыми лохмами и всклокоченной бородой, в которой ухмылялся неожиданно чувственный рот, уставился на меня своими опасно глубокими глазами. Грубовато-развязно хмыкнув, он порылся в бездонном кармане и извлёк яблоко, всё в табачной крошке, смачно плюнул на него, обтёр о рукав и протянул мне. Я взяла.

– Спасибо.

– Меня встречаешь, дочка?

– Вас?

– А кого ж ещё? Я один приехал.

«Почему бы и нет» – подумала я – «А что? Пусть так. Колоритного деда прислала мне далёкая Будогощь»

– Хочешь выпить, отец?

– А-то нет.

– Пойдём? Здесь в зале ожидания «Чижик–Пыжик» работает круглосуточно.

– «Чижик-Пыжик»? – хохотнул дед – подходящее название разгуляться до утра, не забыть бы до какого.

– Ну, ты крут, старик. Гулять до потери памяти в твоём…. Как зовут тебя?

– Григорием – имя прозвучало гордо со значением.

– Распутин что ли?

– Он самый.

– Ага. Здорово.

– Хочешь, паспорт покажу? – Не дожидаясь моего ответа, дед запустил ручищу в тот же карман, в котором почивало моё яблоко, и вытащил новенький почти не помятый и чистый паспорт. Надо же, даже обменять сподобился вовремя. – Держи! Любуйся! Не верит.

Я машинально открыла впихнутый мне в руки документ. Справа от фотографии деда было напечатано: Распутин Григорий Ефимович. Пол Муж. Дата рождения: 21. 12. 1916.

– Не фига себе! – вырвалось у меня – Простите.

– Да ладно. Насладилась? Возвращай бумагу.

– Нет, правда… – я была в замешательстве, не знала что говорить, все слова казались либо бестактными, либо пошлыми. А дед был невероятно похож на своего знаменитого тёску, убитого в год… Чёрт, в день рождения… И я выпалила:

– Надо же! Всю жизнь мечтала напиться с Распутиным! Думала неосуществимо. На этом свете.

– А я три часа тряс задницу в электричке и мечтал о такой молодухе под рюмочку. Дед потянулся, молодецки притопнул и притянул меня к себе, обхватив за талию. Причмокнул и запел на весь перрон:

– Окрасился месяц багрянцем…

Я подхватила, и, постепенно снижая децибелы, мы направились в обнимку к зданию вокзала. Уже в дверях «Чижика-Пыжика» наш на удивление слаженный дуэт был допет страстным шёпотом.

В кофейне, как ни странно, было довольно людно, но справа от входа, в углу, у окна пустовал, явно ожидая нас, уютный столик, моё любимое местечко, преданный друг и свидетель различных моих состояний и частых визитов. Я усадила старика озираться и привыкать к довольно милому интерьеру заведения, надо отметить, мало характерному привокзальной забегаловке, и отправилась в очередь, к стойке. Странная вещь, когда приводишь кого-то первый раз в хорошо знакомое тебе место, вдруг начинаешь видеть всё немного по-другому. Как будто к твоему взгляду и опыту добавляются чужие ощущения. Пространство преобразуется, и ты заостряешь своё внимание на деталях, которые раньше не замечал, твоё отношение к ним уже не совсем твоё, а совместное с кем-то и невозможно отделаться от будоражащей смеси чувств потери и приобретения. Мне всегда нравился вмонтированный в стену огромный аквариум с живыми рыбами и керамическим Чижиком Пыжиком с удочкой в крыле. И я не замечала, что над всей этой, с позволения сказать, городской пасторалью простирается некое подобие радуги грязновато–пастельного оттенка, более похожее на пролёт тяжёлого бездарного моста, нежели на оптическое атмосферное явление.

Я посмотрела через зал в угол. Ну, естественно, глаза деда светились радостным острым ехидством. Что ещё? Светильники могли бы быть поинтересней? Ну и чем тебе не нравятся, старый чёрт, летящие по небу над рекой то ли чайки, то ли листы бумаги, от которых исходит сияние? Знаешь, что на этой бумаге? Дед было кивнул, словно соглашался, но тут же затрясся от беззвучного смеха – вот именно, мало ли что там может быть. Ну, погоди, сейчас закажу двойную «Гавайскую ночь», и минут через двадцать всё станет вполне гармонично.