Соло для оркестра - [165]

— Не слишком ли часто к ним обращаемся? — усомнился Скленка. — То одно, то другое…

— А к кому же еще обращаться? На следующей неделе и мы им поможем: подбросим цемента. К тому же машины не пойдут порожняком.

— Правильно, — задумчиво кивнул Скленка. — Машины надо с толком использовать. Было бы обидно…

Мастер ждал, что еще скажет, инженер, но тот умолк. Тогда Фойтек язвительно заметил:

— Что-то наши до́ма про нас забыли.

— С чего ты взял?

— Обещали, что котел прибудет в середине сентября, а сегодня уже десятое ноября. На твоем месте, — заволновался мастер и перестал сосать леденец, — я бы устроил такой скандал, что стены бы закачались.

— Во-первых, Пало, сегодня не десятое, а одиннадцатое, — поправил Скленка, — а во-вторых, — он улыбнулся, — котел уже есть.

— Есть? — удивился мастер и проглотил конфету. — Ослеп я, что ли? Или ты спрятал его под кровать и теперь греешься один? — пошутил он, думая, что и инженер тоже шутит.

— Сегодня я получил телеграмму, — серьезно сказал Скленка. — Котел отправлен. Числа восемнадцатого прибудет на разгрузочную станцию.

— А оттуда? — не без любопытства спросил Фойтек. — Как мы доставим его? Ведь не иголка, махина будь здоров какая!

— Посоветуемся. Вернется Йожа, скажи, что в пять собираемся в «Белом доме». Позови и Манделя, чтоб все были в сборе.

— Бетон. — Отправив в рот новый леденец, мастер указал на машину, которая привезла готовый бетон. Рабочие помогали шоферу подогнать самосвал так, чтобы масса вытекала в приготовленные формы.

— Не жидковат? — спросил Скленка.

— Что ты, — вступился за бетонщиков Фойтек. — А вообще, если хочешь, можем посмотреть.

Они направились к строящемуся дому. Скленка смотрел на рабочих, на бетономешалку, но мысли его были заняты котлом. «Фойтек прав, — думал он, — это ведь громадина, ее нелегко будет установить…»

— Хороший бетон, верно? — спросил Фойтек.

Скленка машинально кивнул, повернулся и зашагал к бытовке — «Белому дому», как шутливо прозвали его канцелярию.

Они расселись, кто на чем: Скленка опустился на стул, поближе к окну, мастер Фойтек и главный механик Мандель устроились на раскладушке, где прежде спал начальник стройки. Когда Скленка переселился в дом, раскладушку не убрали, она стала служить вместо стола: на ней лежали чертежи, разработки планов отдельных объектов, учетные книги работ, книга предложений и много других бумаг. Мастер Фойтек аккуратно отодвинул их подальше от себя. Если он и не любил что-то, так именно бумаги. Уже за несколько дней до месячного отчета у него портилось настроение, а во время работы над ним он старался поменьше общаться, чтобы не обидеть кого понапрасну из-за собственной злости. Да и как не сердиться, если вместо запаха известки, бетона и железа он должен вдыхать бумажную пыль! Но стоило мастеру сдать отчет, как он снова оживал, с радостью сосал леденцы, весело приветствовал каждого встречного-поперечного.

Прораб Розложник остался стоять в дверях. Полуоткрытым ртом ловил свежий воздух, предвещающий ночные заморозки, покашливал и тер бордово-красные щеки. Когда-то этот полнеющий мужчина увлекался футболом, был лучшим нападающим городской сборной, а сейчас стоял усталый и осоловевший и, казалось, подремывал. В работе Розложник забывал о своих двадцати пяти килограммах лишнего веса и умел увлечь за собой парней, не боясь трудностей.

— Может, закроешь дверь, — произнес Мандель, набивая трубку. — По ногам дует.

— Ага, — обрадовался Розложник. — Скажи, какая неженка! А все потому, что в машинах ездишь. Подожди, от тряски еще геморрой себе схлопочешь. Жаль, врачи не считают это профессиональной болезнью.

Все громко загоготали. Смех отразился от стен, ударил в потолок и вылетел через приоткрытую дверь. Розложник намеренно притворил ее неплотно, оставив щель, чтобы вытягивало табачный дым.

Скленка, улыбнувшись, поднял голову — морщинки вокруг губ и глубокая складка на лбу разгладились — и спросил:

— Начнем?

— Дело за тобой, — все еще шутил Розложник. — Размечтался, а мы тут ждем тебя не дождемся.

— Все о своей Виоле тоскует… — добавил с улыбкой Мандель. — Как только вспомню, что она сотворила со мной в Гуменном, когда мы там фабрику строили, до сих пор опомниться не могу.

— А что? Расскажи! — заторопил его Фойтек.

— Ты не знаешь? — Розложник переступил с ноги на ногу. — Все строители помирали со смеху…

— От стыда я на глаза никому не мог показаться. — Мандель закурил трубку. — Каждый кричал: «Гу… гу-гу… За тобой пришла! Забирать пришла!»

— Ребята, расскажите, — настаивал Фойтек.

— Лучше не рассказывай, мастер у нас человек нервный, вдруг его удар хватит — инсульт третьей степени, если говорить по-научному, — глубокомысленно заявил Розложник. — Так что, жалеючи мастера, лучше об этом не будем.

— Не стоит его дразнить… Расскажу. — Мандель посмотрел на инженера из-за облачка голубого дыма. — Однажды я здорово отпраздновал день своего рождения. Чего только не болтал спьяну! И между прочим брякнул, что, если бы пришла ко мне костлявая с косой, шмякнул бы ее промеж глаз. Наговорившись всласть, положил я голову на подушку, уснул и вдруг слышу, жужжит что-то над ухом. Открываю глаза — сам себе не верю: у кровати стоит костлявая, пальцем тычет на меня и бормочет: «Гу… гу-гу… Забирать пришла!» Я бух с кровати, встал на колени и давай молить о пощаде. Столько я ей наобещал — жена за десять лет такого не слышала. Утром узнаю — это Виола нарядилась. Парней наших, которые все это наблюдали, чуть родимчик не хватил.