Солнечный огонь - [38]

Шрифт
Интервал

Анненков не успел ничего ответить, как вся процессия впереди двинулась прямо к ним.

- О, Боже мой! - про себя пробормотал Мазарович, наблюдая пестрый отряд рысцой приближающихся всадников. - Чувствую, по мою душу едут...

Вблизи оказалось, что это фараши, сопровождавшие своего хозяина, карабахского бека и его двух сыновей. Бек был стройный худой старик в драгоценной шубе, на богато убранном коне. Сыновья, чернобородые, с точеными лицами, почтительно держались позади отца. Все они с достоинством поклонились Мазаровичу, сразу угадав в нем главного.

Семен Иванович также поздоровался и нетерпеливо взглянул на капитана Бегичева.

- Они знают, кто вы, - сказал Иван Дмитриевич. - Специально выехали навстречу и уже несколько дней ожидали вашего прибытия в Эривани. Они из Карабаха. Старшего зовут Джафар бек, а это его сыновья Касым и Хасан.

Пока Бегичев говорил, старик и его сопровождение со вниманием вслушивались в его слова. Лошади их стояли, как вкопанные. Только косили огненными глазами.

Анненков ревниво оглядывал посадку карабахцев, их ладные чекмени, разукрашенные чеканкой ножны кинжалов на поясе, сверкающую серебром сбрую коней.

Когда капитан Бегичев умолк, Джафар бек, характерным мусульманским движением рук коснувшись лица, заговорил по-персидски, обращаясь к Мазаровичу.

Ованес стал торопливо переводить:

- Он говорит, да пребудет с вами Аллах, он счастлив видеть вас здесь, для него великая честь - сопровождать вместе со своими сыновьями вас до Эривани. Он опередил других встречающих. Он надеется также, что вы благосклонно примете от него дары его сердца, дары карабахской земли...

Ованес слегка запнулся и сказал уже совсем другим тоном, в котором сквозила глубоко скрытая усмешка: - Ваше превосходительство, я позволил себе переводить не дословно, только суть, у него, как во всякой речи мусульман, очень много пышных оборотов, выражающих безмерное уважение к вам.

Анненков заметил, как, словно молния блеснула, скрестились на миг взгляды сыновей старика.

- Да, да, - кивнул Мазарович, - скажи досточтимому Джафар беку, что я его искренне благодарю и уважение к моей персоне целиком отношу к Короне Российской, чью волю я назначен в меру скромных сил своих выполнять в этих благословенных краях.

Джафар бек выслушал со вниманием перевод и сказал еще несколько фраз, церемонно наклонив голову и слегка прижав левую руку к груди.

Ованес с каменным лицом коротко перевел, что Джафар бек хочет видеть Семена Ивановича Мазаровича почетным гостем в своем доме.

Мазарович вновь поблагодарил, сказав, что с радостью принимает приглашение, и на этом ритуал встречи должен был бы завершиться. Солнце неумолимо сползало за Арарат. Медлить долее становилось невозможно, если до темноты они хотели попасть в Эривань. Нетерпение Мазаровича, видно, передалось его лошади: та начала слегка подтанцовывать.

И тут старший из сыновей Джафар бека что-то быстро сказал отцу, упрямо тряхнув головой. Невозмутимое лицо старика не дрогнуло, он только скользнул взглядом от Мазаровича к толмачу и очень медленно произнес какую-то фразу.

То, как он при этом смотрел на армянина, почему-то обеспокоило Семена Ивановича, которого профессия выучила быть наблюдательным. Он посетовалмысленно на себя, что не взял с собой второго переводчика, опытного Шемир бека.

Ованес не казался растерянным, но щеки его вспыхнули:

- Он почему-то решил, ваше превосходительство, что я не все в точности передал вам из его слов. Но как он смеет такое утверждать! - глаза армянина просили поддержки высокого чиновника. На лице его одновременно отражалось и заискивание перед Мазаровичем, и явное превосходство над стариком-мусульманином, вздумавшем сделать, кажется, ему замечание.

Первым оценил ситуацию капитан Бегичев. Он хорошо помнил речи Ованеса у костра на привале, когда они весной сопровождали переселявшихся из Персии армян.

В теперешней поездке он подчеркнуто скупо общался с переводчиком, и тот, почувствовав перемену в отношении к нему капитана, держался в почтительном отдалении. Сейчас Иван Дмитриевич жестко свел брови и, чеканя каждое слово, резко скомандовал Ованесу:

- Извольте в точности перевести! Мы приносим извинения и заверяем, что все беседы с Джафар беком господин Мазарович проведет в Эривани, где у нас появится более опытный переводчик.

Семен Иванович подтвердил слова капитана кивком головы и хотел еще что-то добавить, как случилось непредсказуемое. Старший сын Джафар бека Хасан улыбнулся и заговорил по-французски, хотя и с непривычным акцентом:

- Отец и все мы чрезвычайно рады знакомству с вами, господа! Продолжим путь. Беседы приятней вести за столом.

- Разумеется, - с облегчением подхватил Мазарович. - Но какая приятная неожиданность! Вы учились в Париже?

- Нет, и пока, к сожалению, там не был... - отвечал Хасан. - Целый год у нас в имении жил и работал над книгой французский профессор-ботаник. В Карабахе много редких целебных трав. Он собирал их, путешествуя по горам, а я сопровождал его.

- Замечательно! - воскликнул Семен Иванович. - Но все-таки я прошу сказать вашему отцу, что все недоразумения из-за неточного перевода мы, к обоюдному удовольствию, уладим в Эривани.


Рекомендуем почитать
Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.