Солнечный дождь из черной дыры - [6]

Дом задней стеной выходил в лес. Там даже окон не было, только дикие заросли и старая, развалившаяся баня в отдалении. Как бабка в дом попала, Юлька понять не могла. Одно слово – ведьма.

Потом они пошли в лес.

Ах, какая благодать была в лесу! Летняя жара под сенью деревьев отступила. Солнечные лучи, проникающие сквозь кроны деревьев, как сквозь кружево, ласкали стволы, листву, тепло прикасались к коже, будто целовали. Лёгкий ветерок прогонял тепло, дарил свежесть. Наперебой гомонили птицы, озорно и радостно. Тропинка извивалась вглубь леса, обещала что-то новое.

Бабка была на удивление благодушно настроена. Когда углубились в лес, стала рассказывать про грибы, травы, которые встречали.

– Жулька, возьми лопатку. Видишь, там, по правую руку цветочки жёлтенькие? Это завязный корень, или его ещё шептухой зовут. Подкопай и корень выдерни. Высушим, будем зимой настаивать и горло полоскать. Лекарств на вас не напасёшься!

– А вон на берёзе чага растёт, посмотри, какой крупный гриб, – показывала бабка на толстый берёзовый ствол с тёмно-коричневым наростом. – Сейчас я его срежу. Буду отвар делать и пить от желудка.

Бабка ловким движением срезала гриб с берёзы и бросила в корзину.

– О, а это для тебя специально, папоротник! Будешь с котами и собаками дворовыми целоваться, у тебя глисты заведутся. Я тогда тебя заставлю неделю папоротник жевать, пока их не вытравишь. А он горький!

– Подумаешь, – усмехнулась про себя Юлька, – папоротник какой-то! Может быть, он и ничего на вкус. Можно и пожевать. Лишь бы бабка кошку с котятами, которые в подвале живут, и собаку Кузьку не трогала, а то всё обещает, что отравит.

Бабка будто прочитала Юлькины мысли.

– А это крысятник сизый, – указала бабка на редкие кустики с узкими листьями и мелкими синими ягодами. – Да не хватай! Он ядовитый. Им можно целую деревню отравить, если десяток ягод в пирожки добавить или листья помолоть и в хлеб запечь. Сильная трава. Из него отраву для крыс готовили, поэтому так и называется.

Бабка критически оглядела Юльку, сомневаясь, стоит ли ради такого слушателя силы тратить. Внучка глядела на неё, раскрыв рот, и бабка сжалилась.

– Расскажу тебе про крысятник историю. Жила у нас в деревне Алька, Алевтина. Очень красивая девка. Цены себе сложить не могла. Родители ею гордились, наряжали. Жениха достойного подобрать никак не могли. Дело сразу после войны было, парней мало. Замуж её звали, но она деревенскими брезговала, смеялась над ними. Возвращалась как-то Алька домой из гостей поздно вечером. Мужик пьяный ей встретился и, походя, её снасильничал. Она себя как царица носила и для прынца берегла, а тут пять минут, фингал под глазом, космы повыдёрганные и пузо в перспективе. Никаких тебе церемоний.

– Бабушка, как это «снасильничал» и «пузо в перспективе»? – не поняла Юлька.

– Вот дура! – бабка отвесила ей несильный подзатыльник. – Какие вопросы мне задаёшь?! То и значит, что ребёнка ей сделал без её согласия. А потом ещё и на всю деревню ославил, мол, Алька ему сама на шею вешалась, на сеновал пьяного заманила. Он хоть и женатый был, но очень ему похвастать хотелось, что такая девка ему отдалась. И доказательство есть – беременная она от него. Такой он мужик необыкновенный! Даже жены не побоялся. А жена его поддержала, после войны мужиками не разбрасывались, тоже стала сплетни по деревне распускать. Она же на ком-то должна была свою злость и ревность выместить. Отец Алькин позор терпеть не стал: «Сучка не захочет, кобель не вскочит». Он Альку плёткой отходил, через всю деревню прогнал, как потаскуху, и в дом больше не пустил. Разобрался! Гордый такой! Пришлось Альке в бане жить. Страшная она стала, перестала мыться, хоть и в бане жила, волосы нечёсаные, ногти обкусанные, чёрная вся. Однако из дому-то её выгнали, а от работы домашней не освободили. Вот она на праздник хлеба и напекла. Есть такой праздник, когда надо хлебом соседей угощать.

– Как праздник называется? – спросила Юлька, пока бабка сделала паузу.

– Никак! Не перебивай! Родители Алькины так хотели соседей умаслить, что ходили со своими хлебами по всей деревне и гостинцы раздавали. После этого стали люди в деревне болеть. У кого просто живот скрутило, а у кого жар и кровавый понос начался.

– Почему болеть стали? – не поняла маленькая Юлька.

– Вот бестолковая! Да потому что Алька крысятник в хлебе запекла. А тогда хлеб из всякой дряни пекли, время-то голодное. Вот никого странный вкус и не удивил, – снизошла до объяснений бабка. – Доктор больных от поноса лечил и говорил, что это инфекция от грязных рук. Потом двое померли, у них припадки перед смертью были – в судорогах корчились, глаза стеклянные, слюни изо рта текут… Фу, гадость какая! Тогда люди стали шептаться, что это «злые корчи» от крысятника. Тут мытьё рук не поможет. Алькины родители тоже один за другим померли, тяжело умирали. Люди говорили, что мать перед смертью сперва в ногах у дочери ползала, прощения просила, а потом прокляла. В семье насильника стали болеть, и он тоже. И вот как он помер, так Алька и расцвела снова. В дом перебралась, материны сундуки выпотрошила, приоделась. Ещё краше стала, чем была. Высокая, статная, талия осиная, коса длинная, рыжая. Только глаза чёрные, злые. Теперь никто её позор вспомнить не смел, боялись.