Солнечные пятна - [10]

Алов взяла у него ноздреватый ломтик, намазанный маслом, куснула его и отложила в сторонку.

— Я ведь, матушка моя, не просто так с тобой поехал-то.

— А то я не знаю. Ты же вечно вокруг меня отираешься.

— И вовсе я не отираюсь, а оберегаю покой твой от гроз мирских.

— Ну, называй, как хочешь.

— Так вот я еду на север. О, супчик! — Ярелл набросился на жгучий суп как голодный лев на антилопу.

— Ну, так, а мы куда едем? Разве не на север?

— Пока да, а потом разойдутся дороженьки наши.

— Ну и хвала богам!

— Ох, не знаю, матушка. Ты поедешь к западу, в имение батюшки твоего государя императора. А я помчусь на север, к горам, лесам и болотам.

— Зачем? Что тебе там делать?

— Ох, матушка, не знаю, сказать ли тебе, али промолчать.

— Уж говори, раз начал.

— Дела церковные, матушка. Еду я к нашему верховному жрецу на поклон.

— Ну и что тут такого, что ты не хотел говорить мне? Или ты врешь?

Алов посмотрела в глаза толстяку. Тот замер, не донеся ложку до рта. Что-то неуловимое пронеслось в его глазах — или это дрожащий свет масляной лампы сыграл в отражении? В следующий миг жрец поперхнулся, положил ложку и забормотал дальше:

— Да зачем же мне врать-то! Говорю ж: еду к Белобороду, просить совета о церковном устроении в стольном граде Симиусе. Ибо великие потрясения грядут, и многие смерти, и много трудов тяжких.

— Ладно, — Алов доела свою горбушку. Упоминание столицы снова наполнило ее смятением. За время пути жрец успел-таки подточить ее веру.

— Ярелл.

— Ч… что? — Жрец оторвался от бараньего ребра и уставился на нее.

— Я хочу вернуться.

— Да как же, матушка. Нельзя это, батюшка воспретил.

— Это неважно. Я хочу, и я вернусь в Симиус.

— Ох, беда! — жрец прервался и выпил кружку пива залпом, налил еще и только после этого продолжил: — Ой, беда какая.

— Послушай меня. Я все равно вернусь туда. Я… я многое поняла сегодня. Ты помог мне понять, — Алов заметила, как жрец приободрился, услышав похвалу. — Я хочу посетить могилу Озхана. Тайно. Никто не будет знать, где я.

— Да как же…

— Никто, слышишь?

— Но…

— Ты повернешь на север через девять дней. До этого времени не говори никому, что едешь один.

— А если…

— Если спросят, где я, скажи, мне нездоровится и я не хочу выходить из повозки.

— Ох, матушка.

— Ты же добрый, Ярелл. Ты поможешь мне, ведь правда?

Жрец тяжело вздохнул. Он выглядел очень грустным.

— Кто я такой, матушка, чтоб чинить преграды тебе.

На вынос Ярелл купил две буханки хлеба, огромного вяленого лосося и голову сыра.

Около полуночи взошла луна, но Алов уже скакала далеко от постоялого двора. Ярелл дал ей денег на лошадь, а потом отвлек императорских стражников разговорами, дав ей возможность выскользнуть из повозки за их спинами и раствориться в темноте.

— Вот, возьми, — прошептал он перед этим, протягивая ей кусочек папируса. — Как приедешь домой, отыщи брата Дуба… он служит у меня в сементерии. Он поможет, я ему написал. Он надежный человек.

Никогда бы не подумала, что с могильщиками приятно иметь дело.

Лепестки

Вокруг Махамандира — главного храма Ста Лотосов в ханстве — раскинулся целый квартал культовых построек из камня и кирпича, в свою очередь погруженный в море деревянных и глинобитных хижин и лачужек. Тысячи людей жили здесь в тесноте, грязи и беспорядке, вперемешку со священными животными. Тесные засоренные улицы не знали метлы. Потоки нечистот несли по канавам мусор, собираясь в мутные реки, которые низвергались в грандиозное подземное озеро, больше похожее на титаническую выгребную яму. Воздух был пропитан зловонием, но никому не было до этого никакого дела: религия лотоса учит забыть о земном отвращении.

Это средоточие мерзости возникло в столице пару веков назад в правление Демира Грозного из дома Гюнешсевер, пожалуй, одного из величайших владык Востока. Он пересек безводный Неджд, поставив корабли на огромные колеса, и вошел в Теплое Море, до того известное лишь кучке пустынников. Флот двинулся на юг и вскоре открыл город Вайшьянату, старый, огромный и некогда прекрасный. Храмы и дворцы из рыжего камня утопали в буйной зелени, а под многочисленными мостами нес свои бурые воды могучий поток Дхраса. Но храмы были заброшены, дворцы разорены; толпы нищих кишели на площадях и набережных, животные бродили среди людей и копошились в кучах отбросов, и зловоние довершало удручающую картину.

Флот под алыми с золотым солнцем парусами вошел в древний порт. Демир Грозный сошел на берег, облаченный в позолоченные доспехи и алый тюрбан. Жители города Вайшьянату пали ниц перед солнечным воинством, ибо хан был похож на Раджнапали, божество войны и разрушения, чьими изображениями полнились стены древних храмов.

Вперед вышли жрецы. Они усеяли путь хана лепестками диковинных цветов, они проводили его в лучший храм-дворец, они предложили ему богатые дары.

Один из жрецов знал язык Урукашты, и контакт состоялся.