Солнечные колодцы - [15]

И сгорю в земном огне

На костре затерянном.

Лишь бы ты жила, мечта,

Человека радуя,

И манила высота

Над весенней радугой.

Ох ты, молодость!

Когда же,

Где же ты найдешь причал?..

Слушал Федор песню Даши

И взволнованно молчал.

Он молчал,

Храня улыбку,

Понимал, что у него

Две любви –

Она и скрипка.

Кроме нету ничего.

И на лавочке, у клуба,

В синеватой темноте

Слушать песню было любо,

Любо думать о мечте…

Вот ребята безыскусно

Просят Федора:

Мол, ты

Не играй уж очень грустно.

Федор встал из темноты:

«Ну о чем играть, о чем?

Все о жизни, все о боли…»

Вот он в пальцы взял смычок,

Как берут щепотку соли.

Вот смычок коснулся зыбко

Самой трепетной струи,

И в лесу,

Заслышав скрипку,

Заскучали соловьи.

Как играл на скрипке Федор!

Он играл и вспоминал

Трудно прожитые годы,

Боль,

Которую познал…

Вспоминал,

Как нарождался

Мир распахнутых сердец,

Как пришел домой с гражданской

В куртке кожаной отец.

Мама плакала от счастья,

И, прижав ее к груди,

Все шептал он:

– Настя, Настя…

Настя… Настенька… – твердил.

А потом совсем негромко:

– Полно, Настя, я – живой! –

И легко над головой

Поднял Федора с сестренкой.

…Горбунов Андрей

С отцом

Были старыми друзьями.

Время гнуло их свинцом,

Мяло вражьими конями.

Вместе тяжкий путь прошли,

Ставший гордостью и болью,

Степи Сальские легли

На виске седою солью.

И, пройдя тропой прямой

По бушующему свету,

Принесли они домой

Землю,

С верой в землю эту…

И, поверив до конца

В мир, который очень молод,

Федор в кожанке отца

Шел в ячейку комсомола…

Брал отец по вечерам,

Тишину села тревожа,

Скрипку в руки

И играл –

Так сыграть не всякий сможет!

И в осенней тишине

Под отцовскою рукою

Пела скрипка о весне,

Песней душу беспокоя.

…Пусть не вспомнят обо мне,

Стану ясным деревом

И сгорю в земном огне

На костре затерянном.

Лишь бы ты жила, мечта,

Человека радуя.

И не гасла высота

Над весенней радугой.

Песня до сих пор жива.

А потом…

Отца не стало.

Что поделать!

Такова

Доля многих комиссаров.

От родных лесов едали,

Где века пески скучали,

Пал солдат своей земли

В жаркой битве с басмачами.

Нет отца.

Но до конца

Надо жить на свете,

Зная,

Что в ответе ты за знамя,

Что на ордене отца!

Нет отца…

И далеко,

Далеко куда-то глядя,

Плачет мама

И щекой

Сиротинку скрипку гладит.

Что ей скажешь?

Ничего.

Как утешишь вдовью долю?

На работе, в поле, в доме,

Что ни слово – про него…

И совсем беда пришла,

Будто в мире горя мало:

Через год

Скончалась мама –

Ношу жизни не снесла…

Помертвели все цвета,

Все желания уснули,

Опустилась высота,

Плечи Федины сутуля.

…Но потом случилось так:

Снял однажды все печали

Горбунов Андрей –

Земляк

И отца однополчанин.

Он вошел в сиротский дом

И сказал:

– Решайте, дети,

Я, как вы, один на свете,

Может, жить ко мне пойдем?..

Так и вышло.

И дела

Ладно шли.

Отцом и братом

Стал Андрей Ильич ребятам.

После школы

С аттестатом

На рабфак сестра пошла.

…О весны нежданной одурь!

Душно, аж невмоготу.

Зачастил тогда-то Федор

Из Славеней –

В Красоту…

…А теперь…

Ушла деревня.

В мир, в котором нет окон

Только черные деревья

Не уходят

С похорон.

Смотрит солнце исподлобья.

Тучи скорбные грустят.

Смотрят печи,

Как надгробья,

Трубы траурно гудят.

То крича, то замирая,

Мерзлый ветер очи жжет.

Только школа – та, что с краю,

Пепелище стережет.

Вот колодец.

След недавний.

И над школою – дымок.

Здесь сосватал Федор Дарью

В тот, давно минувший срок,

И колодец тот же самый,

Что пятнадцать лет назад,

Тот же снег.

Вот только сани

С бубенцами не скользят.

А скользили,

А летели

Ясным лебедем в снегах!

Девки плакали и пели,

Жениха, мол, проглядели,

И вздыхали: ах да ах!

Но об этом лучше после…

Федор к школе повернул,

И дверей тягучий поскрип

Память прошлого спугнул.

В школе людно.

Слишком людно.

Духота – не продохнуть.

Ребятенок плачет в люльке,

А другой

Хватает грудь.

Будто в мир какой-то древний

Смотрит школьная доска.

Здесь и школа,

И деревня,

Жизнь и смертная тоска.

Все знакомы, даже страшно.

– Здравствуйте, –

И, сняв рюкзак,

Лишь спросил:

– А как там Даша?

Как в Славенях… тоже так же?

Так же там… или не так?

– Живы! –

С искренним участьем

Вся семья произнесла.

Понял Федор:

Ноша счастья

Непомерно тяжела…

Федор шел, верней – тащился

Без дороги, без тропы.

Что он мог?

Ну поделился

Долей ячневой крупы.

А душа?

Что делать с нею,

Вынуть и сказать: бери?

К дому тридцать верст

Длиннее,

Чем дорога на Берлин.

Глава четвертая

А в Славенях –

Все, как было.

Те же избы в два ряда.

Телефонные

Уныло

Провисают провода.

Голоса их на чужбине

Были Федору слышны.

Провода гудят и ныне

Так же, как и до войны.

…Директивы, директивы

(Как приказы на войне)

Проводов гудящих диво

Разносило по стране.

Что там долгие доклады,

Размышления,

Когда

«Нет кулачеству пощады!»

Разносили провода…

Верил Федор:

Не до школы

В это время, не до книг.

Он в ячейке комсомола

Скоро грамоту постиг.

Он в делах, забыв усталость,

Сна не ведал иногда…

«Три двора кулацких?

Мало!» –

Надрывались провода.

Но Андрей Ильич иначе

Облеченных властью лиц

Понимал страны задачи:

– Это вам не план

По сдаче

Мяса, масла и яиц!

Активист Аким Иванин

Написал письмо в райком:

Горбунов, мол, укрывает

Не случайно кулаков.

Не простое тут, мол, дело,

Воду мутит он хитро…

И телега

Заскрипела,

Что ни строчка – под ребро.

«Кулаков» нашли поспешно.

А Андрея Ильича…

Ну, от партии, конечно,

Отлучили сгоряча.

Да статья о перегибах

С «Правдой» вовремя пришла.

Горько было,