— Господи Боже наш! — проговорил, он двигаясь к теплице с выражением самого крайнего удивления.
Рассчитывая снова увидеть давно невиданных и диковинных зверей, он осторожно отворил дверь теплицы и заглянул туда. И тотчас же в совершенном ужасе он отпрянул назад, уронив с плеча удилища.
— Господи Боже наш! — прошептал он снова, чувствуя спазму в горле.
Однако, как бы переселив себя, он снова через минуту заглянул туда же в дверь, вероятно, желая проверить, во что бы то ни стало, уж не приснилось ли ему все то, что он увидел там только что сейчас. Но глаза его не обманули.
В теплице друг против друга сидели Загорелов и Жмуркин. Загорелов сидел на полу, у печки, горько плакал, сморщив все лицо в какую-то ужасную маску, и говорил, обращаясь к Жмуркину:
— Не мучьте вы меня, Максим Сергеич! Избавьте вы меня от этого!
А Жмуркин, развалясь на стуле, тупо и равнодушно бормотал:
— Лазарь, погляди на закон природы! То есть, например, везде!
В этой же теплице на тахте, все завернутое в простынку, лежало как бы чье-то тело. С левого бока, выбиваясь из-под простынки, свешивался до самого полу подол юбки желто-розового цвета, а за тахтою, в изголовье, стояла ванна, набитая ноздреватым, полуистаявшим льдом.
Флегонт хлопнул дверью и побежал в усадьбу, изо всех своих сил работая локтями. Но на полдороге он вдруг остановился, расплакался и сказал:
— Что же такое?.. На тя, Господи, уповахом!
