Солнечные часы - [103]

У меня в голове бьется одна-единственная мысль: он не может победить. Не может быть у истории такого конца – что я по собственной глупости угодила прямо к нему в лапы, да еще прихватила с собой все, что нужно для собственного убийства. Должно быть, я обезумела, если надеялась взять над ним верх. Нет, только не думать о своем безрассудстве. Три года назад я позволила беспомощности одолеть себя. На этот раз надо сделать все по-другому.

Прежде всего – не показывать страха. Я не стану корчиться и умолять. До сих пор мне это удавалось, даже когда он грозил ножницами, чуть ли не втыкая их мне в горло, и когда привязывал к деревянному стулу с высокой прямой спинкой. Я молчала, стараясь сохранять каменное лицо, не выражать никаких эмоций.

– Совсем как в старые добрые времена, верно? – сказал он. – Только сейчас ты одета. Но это ненадолго.

Мои руки сцеплены за спинкой стула, лодыжки привязаны к задним ножкам. Напряжение в бедрах с каждой минутой все сильнее. Энгилли кладет ножницы на стол, вертит молоток в руках.

– Так, так, так. Что мы имеем? Длинный предмет конической формы с тупым круглым концом. Сдаюсь. Это что, новая секс-игрушка? Искусственный член из бронзы?

– А ты сядь на него, попробуй. – Надеюсь, он поверит, что я не боюсь его.

Мерзавец ухмыляется:

– На этот раз зубки показываем, да? Ты в своем праве, как говорим мы, йоркширские ребята. Иногда люблю разнообразие.

– Потому и повторяешь одно и то же снова и снова – связываешь женщин и насилуешь? Даже говоришь одно и то же: «Не желаешь немного разогреться перед шоу?» До чего нелепая фраза.

Мне удается рассмеяться. Что бы я ему ни сказала, как бы ни вела себя, вызывающе или робко, он сделает со мной, что задумал. Он знает, какой ему нужен конец истории. Мои слова ничего не изменят, не тронут его, потому что он ничего не впускает в свое сердце. Эта мысль неожиданно придает мне сил. Раз уж терять нечего, я могу говорить свободно.

– Считаешь себя авантюристом? Да ты ни на что не способен без своего дурацкого шаблона, неизменного с любой женщиной. Со мной, Джульеттой, Сандрой Фригард…

От углов его глаз разбегаются морщинки, губы изгибаются в кривой улыбке:

– Откуда знаешь про Сандру Фригард? Не иначе как от сержанта Зэйлер.

– Или от Роберта.

– Отличная попытка. Готов спорить, тебе рассказала Чарли. – Он поводит носом: – Ага, чую явственный запах женской солидарности и взаимовыручки. Лоскутные одеяла на досуге в четыре руки не мастерите? Подружками стали, раз она дала тебе ключи от дома? Я бы сказал, непрофессионально со стороны сержанта. Впрочем, грех не столь велик, как прелюбодеяние с твоим покорным слугой. На данный момент это самый тяжкий проступок нашего сержанта.

Я пытаюсь изменить позу, чтобы ногам было хоть чуточку удобнее. Не получается. Ноги уже в мурашках, скоро затекут.

– Очень сексуально извиваешься. Ну-ка повтори.

– Пошел ты.

Он кладет молоток на стол и обещает:

– У нас с тобой еще будет время пустить в ход эту штучку.

У меня падает сердце. Надо продолжать заговаривать ему зубы.

– Расскажи о Пруденс Келви, – прошу я.

Он берет ножницы и медленно идет ко мне. Мне нужна вся сила воли, чтобы сдержать крик. Если выкажу хоть малейший страх, больше не смогу притворяться. Я не имею права расслабиться, надо играть непрерывно. Он поднимает воротник моей рубашки и велит мне наклонить голову. Чувствую на шее холод металла.

Отрезанный воротник он бросает мне на колени.

– Давай-ка сначала ты ответишь на мои вопросы. Каким образом мой брат оказался при смерти в больнице? Наш добрый сержант не слишком много рассказала. Кто отправил туда Роберта – ты или Джульетта? – Голос звучит так, будто Роберт ему дорог.

Я смотрю ему в глаза. Здесь какой-то подвох? Показать, что он любит брата, – значит дать мне в руки оружие. Хотя возможно, он уверен, что ничем не рискует, потому что я не воспользуюсь этим знанием. Разве не для того он привязал меня к стулу?

– Долгая история, – отвечаю я. – Ногам очень больно, ступни совсем онемели. Может, развяжешь меня?

– А я всегда развязываю, рано или поздно, помнишь? – глумится он. – К чему спешить? Должен предупредить, что если брат мой умрет, а я обнаружу, что это твоих рук дело, я тебя убью. – Он срезает верхнюю пуговицу на моей рубашке.

– Давай сразу перейдем к сексу и разбежимся? – Сердце колотится в самом горле. – Обойдемся без прелюдий.

По его лицу пробегает тень раздражения, но вкрадчивая улыбка быстро возвращается.

– Роберт не умрет, – говорю я.

Он кладет ножницы на стол.

– Откуда ты знаешь?

– Я была у него в больнице.

– Ну? – после недолгой паузы подгоняет он. – Со мной загадочность ни к чему, Наоми. Не забывай, я тебя изнутри знаю. – Он подмигивает. – Ты была в больнице. Дальше что?

– Ты не хочешь, чтобы Роберт умер, и я не хочу, чтобы Роберт умер. Мы на одной стороне, независимо от прошлого. Может, все-таки развяжешь?

– Не пойдет, старушка. А кто тогда хочет, чтобы Роберт умер? Кто-то ведь хочет его смерти.

– Джульетта.

– Почему? Узнала, что он к тебе нырял у нее за спиной?

Я качаю головой:

– Она об этом давно знает.

Он снова берется за ножницы.

– Ты испытываешь мое терпение. От него мало что осталось. Будь хорошей девочкой и отвечай на вопрос. – С рубашки слетает еще одна пуговица.