— Настоящий самосвал?! — еле выдохнул Вовка. — Как у вас?
— Лучше! Лучше, черт побери! — дядя Федя подмигнул и побрел в сторону.
В новогоднюю ночь Вовка долго не мог уснуть. Все вглядывался в морозное окно, ждал, когда к дому подкатит Дед Мороз на самосвале.
Утром, проснувшись чуть свет, Вовка бросился к окну и увидел чудо: прямо перед домом тарахтел новенький, сверкающий краской самосвал! Вовка накинул тулуп, ушанку, валенки, выбежал на крыльцо; он не сомневался, что это его, Вовкин самосвал: «Ведь такого на базе нет. К тому же стоит заведенный, а в кабине никого. Наверняка, Дед Мороз пригнал его ночью и оставил для меня».
Вовка влез на сиденье и покрутил руль. Потом выжал педаль, включил скорость и… самосвал медленно покатил.
Чем быстрее ехала машина, тем радостней становилось Вовке; он даже хотел запеть, но вдруг самосвал начал сползать в сторону и, круто повернув, уткнулся в сугроб. Вовка стукнулся лбом о руль-баранку; мотор заглох.
Потирая лоб, Вовка вылез из кабины и увидел — к нему со всех ног бежит дядя Федя и рядом незнакомый шофер.
— Ты что, спятил?! — кричал дядя Федя, а шофер грозил кулаком.
Подбежав, дядя Федя дал Вовке подзатыльник и кинулся осматривать машину.
— Все цело, — сказал шоферу и смахнул пот с переносицы.
— Ну и шкет! — проговорил шофер. — У вас здесь все такие?
— Да нет, — махнул рукой дядя Федя. — Это только он такой!
— Дядь Федь! — тихо сказал Вовка. — Ты же говорил… — Вовка хотел напомнить дяде Феде про его разговор с Дедом Морозом, но какой-то горький комок застрял в горле, он не выдержал и заплакал.
— Говорил, говорил, — проворчал дядя Федя. — Мало ли что говорил… Соображать надо. Парень-то вон уж какой!
Дядя Федя с шофером влезли в кабину, завели мотор и поехали назад. А Вовка еще долго стоял на дороге и тер глаза кулаками.
…Странно, но через несколько лет мы с Вовкой поменялись местами. Для него Новый год стал только поводом повеселиться, а я стал ждать Деда Мороза и надеяться на какое-то волшебство.
Женька был длинный и худой, с удивленным немигающим взглядом, как будто все видел впервые. Тысячу раз мы гоняли в футбол между берез на нашей улице, но он всякий раз вздыхал:
— Ох, ну и березы! Во великаны!
Или частенько, задрав голову к небу, бормотал:
— Эх, погодка! Красота! — глубоко вздыхал и закрывал глаза от удовольствия. Это «Погодка! Красота!» я слышал от него каждый день. Даже в дождь и слякоть ему все было «красота».
А овощи, которые мы таскали с огородов, он считал чуть ли не заморскими фруктами.
— Никогда таких не ел! — смаковал какую-нибудь морковь и причмокивал и облизывался.
Змей, которого мы запускали, ему вообще казался лучшим в мире.
— Чудо, а не змей! — вопил и весь дрожал от возбуждения.
Я не любил Женьку — он слишком всем восторгался. И главное, не тем, чем надо. А вот футбол почему-то не очень-то любил и почему-то не ездил с нами на рыбалку.
С Женькой я никогда не разговаривал на серьезные темы — только о погоде.
— Ну, как погодка? — спрошу и усмехаюсь.
— Красота! — заулыбается Женька. — Красота погодка! — и помашет ладонью на раскрасневшееся лицо (если жара невыносимая) или подышит на варежки (если мороз трескучий).
Как-то мы с Вовкой собрались на рыбалку. С вечера, как всегда, накопали червей, положили в садок хлеб, помидоры, огурцы, соль. Только упаковались, вдруг выяснилось — назавтра Вовкину мать вызывают на работу, и Вовке придется сидеть с младшим братом.
Взял я удочки (мы собирались у Вовки), пошел, расстроенный, домой. Бреду по улице и рассуждаю: «Идти на рыбалку одному или нет?». Вроде бы идти надо — целую банку червяков накопали. В то же время одному идти скучно. Иду так, рассуждаю, вдруг навстречу топает Женька.
— Ого! — выпалил он, уставившись на удочки. — На рыбалку собрался?
— Как погодка будет? — обрезал я его.
— Красота погодка будет! Погодка будет что надо! Вот увидишь!.. Эх, — вздохнул он и поплелся рядом. — Мне бы с тобой.
— Куда тебе! Мамаша небось не пустит!
— Не пустит, точно, — откликнулся Женька. — А знаешь что?.. Я удеру! — он схватил меня за руку и его глаза совсем полезли из орбит.
Я встрепенулся:
— Как так?
— А так! — воскликнул Женька и, наклонившись ко мне, проговорил заговорщическим голосом:
— Ты свистни под нашим окном, когда пойдешь. Я незаметно и вылезу… Вот только удочек у меня нет. Дашь одну?
Я подумал, что идти на рыбалку с таким мямлей, как Женька, хорошего мало. «Но все ж вдвоем, — решил. — Говорить с ним ни о чем не буду, а станет мешать — уйду в другое место».
— Ладно, дам, — сказал я. — И смотри! Свистну рано, если сразу не вылезешь, больше свистеть не буду.
— Вылезу, — заверил Женька.
Будильник загремел, когда в открытое окно еще тянуло сыростью и в палисаднике зеленел полумрак. Вскочив, я быстро оделся, взял снасти и вышел на улицу.
Солнце еще не всходило, но в березах уже кричали птицы. Я направился к дому Женьки. Я был уверен, что он не пойдет, и спешил в этом убедиться, чтобы потом обозвать его болтуном и трусом. Подойдя к его дому, засунул в рот пальцы и свистнул. Как и ожидал, из окна никто не выглянул.
«Дрыхнет, трепач», — усмехнулся я и только хотел свистнуть еще раз — потрясти воздух как следует, как вдруг из-за угла дома выглянула его голова. Приложив палец к губам, он процедил:
