Солнечная палитра - [8]

Такие ответы не удовлетворяли Васю, но и зажигательные слова студентов пугали его своей резкостью. Оставаясь прежним восторженным и восприимчивым юношей, он с тревогой спрашивал самого себя: где же искать правду?

* * *

С течением времени миновали первые восторги и радости учения. Вася убедился, что иные профессора академии преподают сухо, а иногда просто бездарно.

Например, Басин только и делает, что ходит по рядам, тяжело дыша, никаких указаний студентам не дает и лишь мычит про себя что-то непонятное. А юркий Шамшин, наоборот, подбежит, взглянет на рисунок, сложит руки и начнет ахать:

— Следочки! Следочки! Почему не видно следочков?

Это означало — тщательно выводить на рисунке детали, которые Шамшин называл следочками.

Впрочем, можно было и не посещать лекций подобных профессоров. И это являлось большим преимуществом академии.

Пользуясь своей свободой, три однокурсника — Поленов, Репин и Левицкий — решили учиться самостоятельно, друг у друга. Чужие недостатки всегда виднее. Каждый из них поправлял ошибки своих товарищей и сам советовался с ними. Когда же все трое перешли на последний курс, вернулся из-за границы Павел Петрович Чистяков, прежний Васин учитель рисования. В это время Поленов и его друзья готовились к участию в конкурсе на Большую золотую медаль. Академия предложила им сюжет из библии — «Воскрешение дочери Иаира». Чистяков, недавно назначенный преподавателем в академию, нередко заходил к трем студентам и потихоньку от профессоров поправлял их полотна, указывал на недостатки. Поленов и Левицкий договорились между собой и пригласили Павла Петровича давать им частные уроки на дому.

Многие студенты удивлялись — к чему такое излишнее усердие? Но Вася отлично помнил, сколько в свое время дал ему, еще мальчику, Павел Петрович.

Чистяков приходил к юношам раз в неделю: вдумчиво и любовно поправлял их рисунки, давал советы и новые задания. При этом, по своей всегдашней привычке, он пересыпал речь такими замысловатыми выражениями, что порой ставил в тупик молодых художников. И все же каждый его урок был для них своего рода откровением.

Много дельных советов получал Вася и от другого художника, с которым он познакомился в 1864 году, — от Ивана Николаевича Крамского.

За год до этого Крамской возглавил знаменитый «бунт четырнадцати».

Профессора тогдашней академии на первое место ставили греческую мифологию, евангелие, библию. Увлеченные тем, что называется «классикой», они требовали, чтобы студенты первых курсов писали одни и те же модели — бесконечные гипсовые торсы, головы, фигуры. Разумеется, это было нужно, чтобы повысить мастерство рисовальщика, но в конце концов статуи или в лучшем случае обнаженные натурщики просто надоедали.

Жизнь вокруг — на улицах, на рынках, в высших учебных заведениях — била ключом. Вся российская действительность, ее несправедливость, нищета и бесправие народа так явственно проступали, что многим студентам во весь голос хотелось заговорить об этой действительности, хотелось для своих картин брать сюжеты из окружающей их реальной, полной зла и противоречий жизни, а это им решительно возбранялось. В 1863 году для выпускников, участников конкурса, был дан сюжет картины из древнегерманской мифологии «Пир в Валгалле».

Тогда-то четырнадцать студентов во главе с Крамским демонстративно вышли из академии…

Высокий, худощавый, с длинными волосами, обрамлявшими крутой лоб, с проникновенным взором умных, глубоко сидящих серых глаз, Крамской производил на всех особенное впечатление. Когда он говорил, убедительно и твердо, все замолкали.

Во время «бунта» Поленов был с родителями в Петрозаводске. Вернувшись в Петербург, он застал всю академию под впечатлением мужественного поступка четырнадцати смельчаков. К этому времени Крамской и его товарищи организовали Артель, брали заказы на портреты и картины, а заработанные деньги делили между собой.

Поленов попросил Репина познакомить его с Крамским.

Горячо сочувствуя Ивану Николаевичу и его товарищам, он несколько раз заходил к ним на квартиру и с восторгом слушал их беседы. Крамской усиленно звал его бывать почаще, но занятия в академии и в университете не позволяли ему так часто посещать Артель, как того хотелось.

Он мечтал сблизиться с самим Крамским, которого ценил и как талантливого художника, и как благородного, мудрого старшего товарища-учителя. В конце концов он пошел на хитрость.

Младшая сестра, Лиля, подавала большие надежды стать художницей, ей нужен был хороший учитель рисования, и Вася посоветовал своим родителям пригласить именно Ивана Николаевича.

Целую зиму Крамской раз в неделю являлся к Поленовым. Ради этих уроков Вася забывал и академию и университет. Он садился в сторонке, с жадностью слушал наставления Крамского, сам рисовал и показывал ему свои рисунки. Он сумел уговорить Бабашу заказать Ивану Николаевичу свой портрет. Какая радость — теперь он сможет чаще видеться с Крамским!

И тогда начались для Поленова блаженные минуты. Они одновременно ставили рядом свои мольберты и писали портреты Веры Николаевны.

На обоих портретах она вышла очень похожей, но каждый художник увидел ее по-разному: разночинец Крамской изобразил важную и суровую барыню, а любящий внук — добрую и милую бабушку.