Солнечная палитра - [13]
— А мне ваша забава нравится, — сказал Тургенев. — Может быть, потому нравится, — грустно добавил он, — что я хоть на полотне увидел уголок нашей матушки России. И вы, когда писали этот пейзаж, я уверен, тоже вспоминали родное.
Они заговорили о пленэре — новом художественном термине, означавшем живопись света и воздуха, о том, что художники не должны чересчур увлекаться живописными эффектами, а вводить солнечный свет в свои произведения осторожно, в меру, чтобы картина светилась как бы «изнутри». Так работали французы.
Этот мягкий солнечный свет и подметил Тургенев в пейзаже Василия Дмитриевича.
Писатель ушел.
Оставшись один, Поленов остановился в раздумье перед своей картиной «Право господина».
Мамонтов назвал ее «придворным сюжетом», отец насмешливо обронил в письме: «выпуск девиц из института», а сейчас Тургеневу понравился только пейзаж.
Картина не удовлетворяла и самого художника. А как же друзья? Ведь многие хвалили ее, восхищались умелой расстановкой фигур, безупречным, с точки зрения анатомии, изображением людей и собак.
Василий Дмитриевич недолго колебался; по совету Репина он рискнул показать картину жюри выставки парижского Салона.
Из 7500 полотен, представленных в Салон 1874 года, было принято только 1800, в том числе и «Право господина». Но Поленов не решился выслать картину в Петербург в Академию художеств, и она осталась в его парижской мастерской.
В апреле следующего, 1875 года он получил короткое деловое письмо:
«Милостивый государь…» И несколькими строками ниже: «Я согласен приобрести Вашу картину… за назначенную цену тысячу рублей, что сим и Вам имею удовольствие подтвердить. Я весьма рад, что в моей коллекции будет Ваша работа…»
Василий Дмитриевич был очень польщен. И не из-за неожиданной солидной суммы денег: «Право господина» была его первая картина, которая попадала в известную московскую галерею Павла Михайловича Третьякова.
7. На берегах Атлантики
Это было лучшее время моей жизни…
Из рассказов художника
«Варвар ты, варвар, злодей ты, злодей! До сих пор тиранишь себя в одухотелом Париже! Как не стыдно! У нас тут благодать: жары совсем не было ни разу, приятная теплота днем и прохлада вечером… Поспешай сюда, ибо кое-что из красот полей уже сжато, и они стоят скучные. Боюсь, что к твоему приезду все будет убрано с полей и ты не увидишь этой благодати. Море по-прежнему очень синее по случаю голубого неба…»
Василий Дмитриевич только что получил это письмо. Уже третье подряд шлет ему Илья Ефимович, уговаривая бросить Париж и приехать на берег Атлантики.
Конечно, с каждым днем краски природы все больше тускнеют — ведь уже половина июля. Надо бы ехать, ой как надо бы ехать!
Василий Дмитриевич достал предыдущие письма Репина (он всегда аккуратно складывал всю переписку в особую шкатулку) и перечитал их. Репин писал:
«Нет, десяти Италии с Неаполем я не променял бы на этот уголок…» И в другом письме: «Сегодня с Верой пошли по полю, собирали цветы полевые для букета, потом свернули к морю и вышли на гребень скал; опять вид по обеим сторонам божественный, и море зелено-голубое при солнце…»
Репин настойчиво звал Поленова, предлагал остановиться в одном доме с ним.
В нормандское местечко Вёль на берег Атлантики съехалось много русских художников, живших в сезон 1874 года в Париже. Василий Дмитриевич так ясно представил себе: с утра расставляют они свои мольберты и там и сям, пишут в упоении до заката, а вечерами собираются все вместе и спорят в табачном дыму до хрипоты.
Василий Дмитриевич задыхался от пыли в опустевшем на лето Париже. Работалось плохо; он читал научные труды, просматривал старинные иллюстрации, искал материалы для будущей исторической картины на сюжет из религиозных войн католиков с гугенотами и откровенно скучал.
Но ехать в Вёль он не мог никак. Сперва дожидался приезда почтенного дядюшки Федора Васильевича Чижова, чтобы повозить старика по музеям Парижа и показать ему свою мастерскую. А потом пришло письмо от сестер — пишут, что едут в Германию, в Баден-Баден, и спрашивают его, не хочет ли он на недельку оставить Париж и приехать к ним.
Конечно! Еще бы не хотеть! Обнять обеих сестер — да ведь это же величайшее счастье!
По-разному он их любил. На Лильку привык смотреть как на девочку. Художницей мечтает стать, всё пишет акварелью цветы да деревенские пейзажи.
Василий Дмитриевич знал, что младшая сестра не менее его увлечена живописью, и радовался, что в поленовской семье не он один пошел по дороге искусства. Но он знал также, что у Лили сейчас большое горе: полюбила впервые в жизни и, кажется, хорошего человека, врача, лечившего сестру Веру. А родители и зять Хрущов восстали против возможного брака: «Он из захудалых дворян, его мать в платочке ходит». И под их давлением Лиля отказала любимому.
«Точно времена феодализма», — с горечью за сестру думал Василий Дмитриевич.
А Вера была его божеством. Близнецы, они вместе выросли, привыкли понимать друг друга с полуслова. Веру он и любил и всегда боялся за нее: бедная сестра так часто хворала. Сейчас он был вдвойне доволен, что она приедет без своего слишком добродетельного и умного Хрущова. Значит, можно будет всласть наговориться, вспомнить детство, дорогие Имоченцы.
Повесть о создании единого Московского государства. В книге рассказывается о политических событиях на Руси, о жизни и быте людей того времени.
Это произведение — плод творчества многих лет писателя Сергея Голицына, одного из представителей знаменитого княжеского рода Голицыных.Удивительная память Сергея Голицына возвращает читателям из небытия имена сотен людей, так или иначе связанных с древним родом.Русский Север, Волга, Беломорстрой — такова неполная география «Записок» картины страшной жизни Москвы второй половины 20-х годов, разгул сталинских репрессий 30-х годов.Воспоминания правдивы, основаны на личных впечатлениях автора и документах тех далеких лет, наполнены верой в победу добра.Эти воспоминания не предназначались для советской печати и впервые вышли в свет в 1990 г.
Ребята из школы-интерната решают не разъезжаться на лето, а провести каникулы вместе, раскинув палаточный городок под Москвой. Но где взять столько палаток? Как сложить печь для приготовления пищи? И кто будет руководить оравой мальчишек и девчонок?Сорванцы будут сами строить городок. И руководить собой будут тоже сами! А что из этого получится, вам расскажет повесть Сергея Голицына.
Приключенческая повесть об одном пионерском отряде, который отправился летом путешествовать и неожиданно остался без начальника похода.Что делали ребята, какие интересные события с ними происходили, что им удалось найти, кого поймать — обо всем этом вы прочитаете в книге.
Приключенческая повесть об одном пионерском отряде, который во время туристического похода занимался поисками пропавшей картины выдающегося художника. Вместе с изыскателями мы узнаем, можно ли убить сразу 3 зайцев, сколько можно съесть мороженого, какие роковые последствия могут произойти из-за непродуманной подмазки сковороды, раскроем тайну старой рукописи, которая поможет разыскать пропавший портрет.
В основу повести «За березовыми книгами» лег подлинный туристский поход московских школьников.В поисках таинственных березовых книг ребята во главе с автором этой книги, детским врачом, и молодым начальником похода проходят по Владимирской и Ярославской областям.Находят ли они березовые книги? Об этом вы прочитаете в повести. Но никогда в жизни не забудут ребята того, что им пришлось увидеть, испытать и узнать. И, быть может, этот поход сыграл решающую роль в выборе их будущей профессии — геолога, историка или археолога.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.