Солнечная девушка - [44]

Совсем не для того, чтобы замертво упасть в объятия потрясающего мужчины, в которого ты влюблена по самые уши. Даже если нервы начинают звенеть в тот момент, когда видишь, как он выходит на террасу в туфлях, которые ты сделала для него, и выглядит так, словно весь мир принадлежит ему, и он точно знает, что с ним делать.

Даже если тебе хочется пробежаться пальцами по его только что отросшим волосам, погладить лацканы стильного сексуального пиджака, наклониться ближе, чтобы его свежий, чистый запах, пройдя через ноздри, заполнил весь мозг».

Солнышко подумала, что, преодолев первое впечатление, сможет хоть немного облегчить свою ношу, но эффект оказался прямо противоположным. Все чувства обострились и, казалось, отчаянно жаждали чего-то такого, что могли обрести только рядом с ним.

Стараясь не обращать внимания на колотящееся сердце и покрывшиеся холодным потом ладони, она с невозмутимым видом обошла террасу, здороваясь, улыбаясь и перебрасываясь парой фраз с гостями. Ее родители, как всегда, выглядели беспричинно счастливыми. Они привезли Лео коробку плодов хлебного дерева и сладости из грецкого ореха. И сделанный вручную ежедневник на следующий год. И хайку в рамке, в котором благодарили его за то, что этим утром он пригласил их на берег, где нашла свой последний приют их Лунность.

Они сказали, что им все очень понравилось и он замечательный. На какой-то безумный миг у Солнышка мелькнула мысль, что они собираются его усыновить!

Она не знала, стоит ли извиниться перед ним за хайку в рамке, по крайней мере могла воспользоваться этим предлогом, чтобы подойти к нему, когда вдруг увидела, что он подошел к ее родителям. Они перешептывались друг с другом и походили на тройку заговорщиков, потом Лео бросился в объятия к ее матери и чуть ли не с дрожью прижался к ней. Следом за ней его обнял отец Солнышка. И все трое засмеялись, будто так и надо. Лео поцеловал ее мать в щеку, двумя руками пожал руку отцу и отошел.

О господи. Как, черт возьми, ее угораздило влюбиться в человека, который так общается с ее родителями?

Ему действительно могло понравиться хайку!

Единственное, что еще оставалось сделать Лео на свадьбе, – заставить Солнышко влюбиться в него до того, как разрежут свадебный торт.

Калеб не сомневался, что он в состоянии с этим справиться. Джонатан грозился прибегнуть к силе, если он хотя бы не попытается. И даже ее родители сделали пару намеков.

Однако Лео знал: Солнышко – крепкий орешек.

Глядя, как она фланирует по террасе в своем посверкивающем, мерцающем серебристом платье, почти не касаясь земли потрясающими туфельками, он чувствовал, как болит и ноет сердце.

Солнышко накрасила ногти серебряным лаком, надела блестящие серьги и подходящее к ним кольцо, помимо неизменного талисмана в виде луны и солнца. Ее прическа была безупречна, даже челка вела себя примерно. Солнышко слегка подвела глаза, но, поскольку и он и она полностью выполнили все взаимные договоренности, это было уже не запрещено. На губах сияла темно-розовая помада.

Классная, классная, классная.

Лео уже пять раз пытался подойти к ней. И пять раз ему не хватило смелости.

В результате к тому моменту, когда гости расселись по местам, они не сказали друг другу ни слова. Ни единого слова.

Но все равно он чувствовал, что связан с ней, как фортепианная струна с колком, и казалось: стоит правильно подобрать натяжение, как польется музыка. Господи, до чего поэтично!

Лео не упустил ни одной полной ложки, которую она положила себе в рот. Слышал каждый всплеск ее смеха. Уловил каждый взгляд ее волшебных глаз, брошенный по сторонам.

Потом Джон и Калеб подошли к маленькой сцене и, поднявшись, взялись за руки. Лео запаниковал.

Время почти вышло.

Джонатан, откашлявшись, поднял бокал. Солнышко затаила дыхание. Все взгляды устремились на новобрачных.

– Наступил тот самый момент нашего вечера, – начал Джонатан. – Каждый из вас близко связан с одним из нас двоих, а некоторые с обоими. Вы шли с нами по жизни. Вы знаете нашу историю. Мы так счастливы, что дома, здесь, с вами. Так счастливы, что не собираемся изводить вас скучными речами! Все, что мы хотим, – чтобы вы услышали клятвы, которые каждый из нас дал на прошлой неделе в Нью-Йорке. Это короткие клятвы, но их слова для нас очень важны. Итак, начнем. Калеб, ты для меня единственный. Когда я смотрю в твои глаза, я вижу то, чего так страстно желал, и это правда. Когда ты улыбаешься, я понимаю, что могу рассказать тебе все, и ты ответишь мне тем же. Каждое твое прикосновение отзывается в моей душе, в моем сердце. Твой смех, твой плач, твоя злость – я все готов разделись с тобой. Ты – моя жизнь, и так будет всегда. Я клянусь тебе в этом, Калеб.

Калеб сморгнул набежавшую слезу.

– Я слышу клятву второй раз, и она берет меня за душу не меньше, чем в первый. Теперь моя очередь. Мой Джонатан. Я знал любовь и раньше. Любовь друзей, коллег. И, самое главное, любовь брата – Лео, ты знаешь, как много для меня значишь, – но никогда не знал такой любви. Эта любовь поглотила меня целиком. Она моя радость. Моя гордость. Мой страх. И мой покой. Эта любовь восхищает меня и придает уверенности. Эта любовь для меня все. То, без чего я не могу существовать и никогда не смогу. Я клянусь тебе в этом, Джонатан.