Солнце за нас. Автобиография - [4]

Знакомство с Войтинским

Я долго не мог встретиться с Полиенко. Я ему звонил: сначала у него телефон не работал, потом заработал, но он говорил, что не может, все у него дела какие-то были. И так месяца два. Я наконец-то увиделся с Валерой. Мы встретились с ним на Чистых прудах, возле памятника этому… кто там стоит? Грибоедов? Стою у памятника, жду. Вижу лысого человека в очках с бутылкой вина и девушкой. Это были Валера и его жена Татьяна. Такая парочка оторванная — чуть ли не Бонни и Клайд. Кому-то матом кричат, кому-то факи показывают. Одежда на них асимметричная, вся в молниях, веревках, ботинки грубые. Подплывает ко мне Валера Полиенко и кричит:

— Здоро́во!

— Здоро́во, Валера!

— Ну чё, давай выпьем? Реально приехал сюда насовсем? А чем будешь заниматься?

— Я пока устроился на стройку, а потом группу здесь соберу, буду петь, может, по клубам каким-нибудь выступать.

— Прикольно. Щас в гости к кому-нибудь поедем.

Мы куда-то съездили, попили вина. Валера предложил через недельку вдвоем встретиться и перетереть. И мы встретились. Он был такой… все время чего-то рассказывал, спрашивал: как там Витя Бондарев, как там Таганрог, город наш? Весь был на каких-то иголках, из него жизнь лилась просто. Однажды говорит: «А поехали в гости у одному чуваку интересному?»

Мы сели в такси и поехали к «интересному чуваку». Приехали в незнакомый мне московский район, подошли к какому-то дому. Как называется вход, который не парадный, а с обратной стороны? Черный? Мы зашли, по лесенке спустились вниз, постучались. Дверь открыл плотный человек в очках с пирсингом на нижней губе. Широкие штаны, вязаная кофта, а на голове квадратная этническая шапочка, на ногах ботинки на толстенной подошве, с рогами. Это был Саша Войтинский, и это была его студия. Я ничего такого не подумал. Валера пишет картины, стихи, учится во ВГИКе, без вопросов: раз он говорит, что познакомит с прикольным чуваком, то чего удивляться?

А у Валеры стиль общения очень импульсивный: «Это!.. мой товарищ!.. из провинции!.. приехал петь песни, бля! Покорять Москву на хрен!»

Они что-то на свою тему затерли, наверное, которая с «Тату» была связана. Саша как продюсер, а Валера для них писал тексты. Сидят, беседуют. Войтинский возмущается: «Да на фиг мне это надо! Надо чем-то другим заниматься, интересным». Я сидел, молча слушая их терки, и мне казалось — вот люди! Они занимаются настоящим шоу-бизнесом, что-то придумывают, какие-то планы строят.

А еще я увидел студию. Это была небольшая комнатка с отгороженной аппаратной с окошком. И плюс еще закуток, где стоят столик, чайничек, печеничко. Стены все обклеены против шума панелями в дырочках. Я увидел там гитары. На подставке стояла акустика, рядом электрическая. А на стенах висело много других инструментов. Дудочки мексиканские, на которых индейцы играют, какие-то погремушки, гонги, колокольчики, бубенцы, трубы — вся эта этническая ерунда. Домры… Было полно всякого музыкального барахла. Ну и компьютер, пульт, клавиши. Я тогда музыкальную студию впервые в жизни увидел. До этого только на картинках или в кино.

Наконец они о чем-то своем поговорили, и Саша у меня спрашивает:

— Ты правда песни пишешь?

— Ну да.

— Можешь сейчас спеть?

— А зачем?

— Просто интересно.

— Могу.

— Вот тебе гитара, вот микрофон, пой.

И я спел несколько песен, которые пел в Таганроге. Это были песни в основном на стихи Бондарева, последнего времени перед моим отъездом в Москву. Вообще-то я привез с собой видеозапись концерта и аудиокассету с тремя или четырьмя песнями. Мы записали на концерте, хорошо получилось. И вот это демо я отдал Полиенко при первой же встрече. Конечно, он его где-то сразу же похерил. Мне не было обидно. Я спрашивал потом по прошествии времени — а где кассета-то? Валера признался, что где-то потерял.

Я сел перед микрофоном и спел несколько песен. Одну за другой. Была песня «Америки нет», «Снегурочка, кури весну» и «Бриллиантовый волос на морозе искрится» про буржуев в потертых джинсах. Во мне какая-то неловкость была. В общем, как сумел, так и спел. Потом оказалось, Саша все это записал. Я смотрю, они о чем-то там за стеклом разговаривают. Обо мне, наверное, думаю. И потом Валера заглядывает: «Я останусь, нам надо еще перетереть, а ты поезжай домой». Я стал собираться, Саша спрашивает: «У тебя деньги есть?» А было уже поздно. Я как-то замялся. Он протягивает сто пятьдесят рублей:

— Ты где живешь?

— На «Щукинской».

— Поймаешь машину, этого хватит.

Я попрощался с ними и ушел, но на «Щукинскую» не поехал. Был конец лета, август, и я решил махнуть на дачу к Свете. Студия была на Окружном проезде, а я знал, что он выходит на шоссе Энтузиастов, а там и до Горьковского рукой подать. Я подумал, дойду быстренько пешочком налегке, а сто пятьдесят рублей — нормальные деньги, я лучше на них пивка куплю. Переночую на даче у Светы, а утром на работу поеду… Вскоре начался сильный дождь. А я все шел и шел. Пиздец как долго шел, несколько часов, наверное. Я полностью промок. Но так и не дошел. Я был уже где-то на МКАД, когда остановилась какая-то «Нива». Мужик спросил: «Ты куда?» Я назвал адрес. Он посмотрел на меня как на идиота, предложил подвезти. «Да я мокрый весь! Я вам весь салон испачкаю!» — «Садись!» И он довез меня по трассе прямо до поворота к Светиной даче.