Солнце в руке - [55]

— Жорис Ван Лоо! Пожалуйста, извините меня, мсье! Когда я увидел, как вы, словно существо из легенды, появились из озера в этом утреннем полумраке, я не мог устоять перед искушением заснять вас на пленку. Вы, очевидно, ловили рыбу?

— Э-э… ну да… донки ставил…

Жан-Мари бормочет первое, что приходит на ум. Голландец — а это скорее всего голландец — одет в светлый элегантный твидовый пиджак, обтягивающие рейтузы с буфами, обут в безупречной формы сапожки. Белый галстук, спортивная каскетка. В руках он небрежно сжимает ту самую видеокамеру. Вид у него такой, будто он шагнул сюда прямо со страницы модного каталога. Словно понимая, что Жан-Мари чувствует себя смущенным, как застигнутая врасплох обнаженная купальщица, он говорит не переставая:

— Я видел вашу машину, когда ставил свою. Дорога здесь ужасная, но на моей можно ездить практически везде, а я как раз и хочу получше осмотреть эти чудесные места. Я приехал искать натуру для одного очень трудного фильма, который будет называться «Гений христианства». В фильме будет целая часть, посвященная кельтам, а найти для съемок подходящий антураж не так-то просто. Мне хочется… Впрочем, может быть, вы мне поможете. Я слышал, что где-то здесь имеется местность… Извините, очень трудное название… Ле Эль… Ле Юль…

— Ле Юэльгоа! — говорит Жан-Мари.

— И там действительно есть скалы, и дубы, и вообще всякая такая мистика? Понимаете, это не должно походить ни на Голгофу, ни на дольмен[3]… Нечто гораздо более примитивное, в духе Вагнера…

— Значит, вам нужен Ле Юэльгоа!

— А далеко это?

— Совсем не далеко. Около часа на машине.

Ван Лоо вынимает серебряный портсигар и протягивает его Жану-Мари. Он стоит, спиной прислонившись к дубу, словно приглашая того передохнуть.

— Я страшно загорелся, — продолжает он. — Это озеро — настоящий подарок. Разумеется, при условии, что в кадре не будет ни плотин, ни шлюзов, ни линий электропередач. Идеальным для меня было бы найти где-нибудь здесь жилье, чтобы поставить компьютер и отсюда руководить работой. Но в Мюр-де-Бретани с гостиницами неважно.

Жан-Мари в порыве вдохновения восклицает:

— А я, наверное, смогу вам помочь! Вы по дороге заметили замок?

— Да, я видел за деревьями башню.

— Я там живу!

— Как?!

И оба почему-то замолкают. Ван Лоо смотрит на своего странного собеседника, одетого в точности как гостиничный вор, уже новым взглядом. А Жан-Мари с гордостью продолжает:

— Это замок Кильмер. И в нем сдаются комнаты для туристов, которые любят тишину и покой.

— Вас мне послало Провидение, дорогой друг! — восклицает голландец уже чуть более фамильярным тоном. — Вы предлагаете мне сразу и озеро, и декорации, и жилье! Это слишком!

— Пойдемте! — обрывает его Жан-Мари. — Я замерз…

— О! Извините! Я тут болтаю…

Он шагает первым и через плечо продолжает безостановочно говорить:

— По правде говоря, я здесь уже бывал, но очень давно, задолго до войны. Вот почему я ничего не узнаю. Я был совсем мальчишкой. Помню только озеро… да еще очень смутно лес… Мне кажется, тогда он был гуще… А вот замок Кильмер — нет, мне это абсолютно ничего не говорит. Если и напоминает что-то, то какую-то древнюю легенду… Понимаете?

— Прекрасно понимаю.

— У моего отца в Лориане жил друг. Мы ездили на экскурсии, когда бывали в гостях. А когда я задумал снимать этот фильм, то сразу вспомнил про Герледан. И если вы и в самом деле сможете меня здесь поселить…

— Это проще простого, — говорит Жан-Мари. — Особенно в это время года! Места у нас хватает!

— У вас много обслуживающего персонала?

Жан-Мари не может сдержаться и начинает смеяться.

— У нас можно расселить целый гарнизон! Во время войны в замке располагались вспомогательные службы какой-то дивизии вермахта. А сейчас мы живем впятером. Старая маркиза — ей девяносто три года. Моя крестная. Две служанки и я. Потому мы и сдаем комнаты.

— А кто готовит еду?

— Ну, летом мы, конечно, приглашаем людей со стороны, а в остальное время двух служанок вполне хватает. У нас чаще всего останавливаются пенсионеры, иногда еще те, кто только что перенес какую-нибудь долгую болезнь, для поправки здоровья… В общем, люди, которым нужны покой и тишина. Сейчас у нас никого нет.

— А гараж есть? — уточняет Ван Лоо.

— О! Конечно! В бывших конюшнях. Там можно поставить не меньше дюжины машин.

— Отлично! А вот и мой «фольксваген».

И он останавливается возле спрятанного под деревьями микроавтобуса.

— А вот и моя карета! — смеясь, говорит Жан-Мари.

И показывает на старенький «пежо», слегка привалившийся набок на расхлябанных рессорах.

Голландец поворачивается к нему:

— Я еду за вами, мсье. Но я забыл представиться: Жорис Ван Лоо.

— Жан-Мари Ле Юеде!

Они жмут друг другу руки.

— Хорошо бы вы остались здесь, — говорит Жан-Мари. — Народу здесь мало, поговорить и то не с кем. Ну, в путь! Я еду первым.

Маленький кортеж разворачивается на узкой дороге и вскоре уже мчится вдоль стены-ограды. Бутылочные осколки, когда-то укрепленные наверху для защиты от непрошеных гостей, теперь напоминают обломанные зубы. Жан-Мари мог бы вернуться другой дорогой, мимо служб, но ему нравится вот так объезжать поместье. У него своя гордость, и ему хочется показать иностранцу, что Кильмер — не просто какой-нибудь замок средней руки. И это правда. Несмотря на почтенный возраст и перенесенные невзгоды, замок все еще выглядит внушительно. Обе машины тормозят возле каменной лестницы, ведущей ко входу, что тянется вдоль бывшего водяного рва, теперь переделанного в симпатичный садик. Ван Лоо замирает на месте, прильнув к глазку видеокамеры, и без устали повторяет: «Изумительно! Потрясающе! Какое величие!..»