Солнце в руке - [14]

Это был молодой, приветливый человек, не чопорный, а наоборот, очень простой. Он был похож на прилежного ученика, вдумчивого зубрилу. Не буду обременять свой рассказ ненужными подробностями, а приведу лишь основные моменты нашего разговора. Семейная жизнь, болезни и т. д. Мое самоубийство…

Он предложил мне снять перчатки, скрывавшие шрамы. Осмотрел их. Я поняла, что по их виду он хотел определить степень моей решимости. Потом поднял на меня удивленные глаза. Видимо, я действительно сильно поранила себя. Мое отчаянное желание покончить с жизнью читалось по этим краснеющим шрамам. Это не было самоубийством легкомысленной женщины, которая, желая напугать близких, терпит неудачу из-за неумения. Напротив, это был акт отчаяния.

— Расскажите мне о часах, предшествовавших самоубийству.

Я рассказала, доведя себя до слез.

— Ну-ну, — сказал он. — А теперь? Вы все еще чувствуете ту же привязанность к бросившему вас человеку? Вы все еще потрясены, я это вижу, но испытываете ли вы все еще желание отомстить, так как, не сомневайтесь, вы на себе утолили желание отомстить ему.

И тогда я обнаружила, что чувство гнева, весь убийственный бред покинули меня. Во мне осталось лишь что-то, напоминавшее морской отлив, когда открываются прогнившие остатки судна, некогда потерпевшего кораблекрушение, и зловонная почва.

— Я сама себе противна, — сказала я.

— Но не до такой же степени, чтобы сожалеть о том, что вас спасли?

— Нет. Потому что есть кое-что еще.

И я рассказала ему остальное: свое раздвоение, дружественный свет, голос, наполнивший меня счастьем.

Он слушал, не выказывая ни малейшего признака удивления.

— Если я правильно понял, — сказал он, когда я закончила, — в настоящее время вы разрываетесь между двумя противоположными импульсами. С одной стороны — желание забыть этого человека, а с другой — желание вновь ощутить эту мистическую радость, которая кажется вам высшим смыслом.

— Именно.

— И не желая признаваться мне, вы опасаетесь, что, помогая вам все забыть, я тем самым уничтожу ваше стремление к истине.

— Не совсем так.

— Ну, тогда уточните.

— Я бы хотела знать, доктор, принадлежал ли говоривший со мной Голос кому-нибудь из другого мира или же он был, был…

— Или же он был вашим. Я не ошибся? — закончил доктор.

— Нет.

— Вы ставите меня в чрезвычайно затруднительное положение, дорогая мадам. Не в моих правилах рубить сплеча. Предположим, я скажу вам: «Да, то был действительно ваш голос, и случай этот довольно распространен». Какова будет ваша реакция?.. Только помните, это всего лишь предположение.

— Я подумаю, что я сумасшедшая.

— Прошу вас, не употребляйте здесь это слово. Теперь предположим, что этот голос действительно не был иллюзорным. Что тогда?

— Вы предлагаете мне, доктор, выбирать между двумя безумиями.

— Ну-ну, будьте серьезны. У меня нет других намерений, кроме как наблюдать за вашей чрезмерной эмоциональностью. О «голосе» поговорим позже. А пока я хочу помочь вам расслабиться. Ваш муж?

— Он ничего не знает, — отрезала я.

— А каковы ваши сексуальные отношения?

Я чуть было не взорвалась, и как когда-то больничный священник восклицал: «Душа, душа, что это значит — душа», я готова была кричать: «Секс, секс, что это значит — секс?» Для меня с сексом было покончено. Поэтому я ограничилась лишь пожатием плеч. Все же психиатр есть психиатр, хотя обратись я к другому специалисту, то натолкнулась бы все на тот же скептицизм. Со времен Жанны д’Арк никто уже не верит в голоса. Истерия — вот ключ к разгадке. Женщину грязно бросает любовник. Она перерезает себе вены. И единственным утешением ей служит успокаивающий ее во сне мужской голос. А кстати, мой Голос, он был мужским или женским? Но в другом мире нет ни мужчин, ни женщин. Какое облегчение не быть больше женщиной.

Доктор Лашом старался. Он искал путеводную нить, а я только мешала ему. И естественно, он обратился к наследственности. Не было ли в моей семье самоубийств? Неизлечимых болезней? Ни того, ни другого? Сон? Очень неспокойный, естественно.

— Послушайте, — сказал он наконец, — мы начнем с лечения нервного напряжения. Я же вижу, как раздражают вас мои вопросы, несмотря на все ваши усилия. Сначала наладим ваш сон, а уж потом пойдет лечение.

Он назначил мне прием, на который я решила не ходить. Я ясно чувствовала, что с психиатром выбрала не тот путь. Однако Лашом просветил меня в одном: либо видение было лишь отражением моей агонии, и тогда я вовсе не избавлялась от Доминика. Воспоминания о нем, все еще такие живые, будут продолжать сжигать меня изнутри. Либо я видела и слышала кого-то, и поэтому следует переосмыслить и переделать всю свою жизнь, исходя из пережитого. В таком случае я должна буду выбросить за борт всех Домиников, Бернаров, Стефанов и даже кота, марки, свекровь — одним словом, всю мою жизнь, как набожная девица забывает обо всем, входя в монастырь. Итак, выбор стоял между Домиником и ужасной смертью на костре моей памяти или нескончаемым Откровением, избранным Миром совсем рядом со мной, счастьем на расстоянии вытянутой руки. Позор или чистота.

Решение пришло само. Я обращусь к Люсьену Белланже, моему бывшему преподавателю латыни в Сорбонне, который ныне на пенсии. Помимо своей профессии, он всегда интересовался парапсихологией и несколько лет назад опубликовал книгу о великих предсказателях древности. Если кто и мог бы мне помочь, направить на путь тех знаний, которые я всегда игнорировала, считая их годными лишь для простофиль, то это был он. Я позвонила ему. Как только он узнал, что я хочу поговорить о том, что он называл «параллельной жизнью», то сразу ответил, что находится полностью в моем распоряжении. Он пригласил меня к себе на следующий день на пятнадцать часов, и я поняла, что он счастлив заполучить слушательницу.