Солнце в крови. Том первый - [70]
Увидев, что ему не с кем говорить, Шарон оборвал своих оппонентов.
— Здесь не военный трибунал, — сказал он и вышел, хлопнув дверью. Но поскольку и в самых верхах были сомнения в эффективности линии Бар-Лева, Даян именно Шарона назначил командующим Южным военным округом.
Шарон на своих плечах вынес всю тяжесть Войны на истощение и пытался, насколько это возможно, уменьшить вред, наносимый линией Бар-Лева, которую он теперь должен был защищать.
В конце 1970 года, когда на Суэцком канале установилось относительное спокойствие, Шарон занялся проблемой террора в Газе. Ни Даян, ни Мота Гур, назначенный военным комендантом Газы, не смогли ее решить.
Ячейки террористов, подобно сыпи, усеяли весь сектор Газы. Это была настоящая подпольная армия. Каждый день газеты сообщали о новых диверсиях и убийствах. Моше Даян, ставший мишенью для критических стрел, вызвал командующего Южным округом и приказал искоренить террор в Газе в кратчайший срок.
— Считай Газу своей провинцией, — сказал с кривой своей усмешкой Даян. — Делай там, что хочешь, но чтобы был порядок.
Шарон действовал жестокими методами. Коллективные наказания, высылки, экономическое давление — все это, в сочетании с его бульдожьим упорством, привело к долгожданным результатам.
Грузный постаревший генерал с мальчишеской легкостью носился в открытом джипе из одного лагеря беженцев в другой. У него была черная записная книжка со списком всех разыскиваемых террористов. Каждый день Шарон вычеркивал из нее несколько имен.
Через полтора месяца он спрятал эту книжечку в свой сейф, где хранились ненужные документы.
В январе 1973 года начальник генерального штаба Давид Элазар сообщил генералу Шарону, что через два месяца заканчивается срок его командования Южным округом.
— К сожалению, я не вижу для тебя никакой должности ни в регулярной армии, ни в запасе, — сказал Элазар.
«Наконец-то мы избавились от тебя, голубчик», — прочитал Шарон в его глазах и молча вышел.
С огромным трудом, нажав на все рычаги, удалось Шарону добиться назначения командующим корпусом резервистов. Приказ об этом, подписанный министром обороны, возможно, самая большая заслуга Даяна перед Израилем.
Столяр из Тель-Адашим
Рафаэль Эйтан
Мошав[39] Тель-Адашим утопает в зелени. Кажется, что здесь легче переносится трудно выносимая тяжесть израильского лета. Зной, пронизанный устоявшимся тонким ароматом, почти неощутим под навесом лениво раскинувшихся деревьев.
В Израиле все знают этот мошав. Если вы приедете в Тель-Адашим и спросите любого встречного, где живет столяр Рафуль, тот не задумываясь ответит: «Первый поворот направо».
Однажды сюда приехала пожилая чета из Иерусалима. Их сын, гривастый молодой человек, привел в дом симпатичную девушку и сказал:
— Познакомьтесь с моей будущей женой.
Родители, как водится, засуетились. Через неделю они уже готовились к свадьбе.
— А где живут твои родители? — спросил отец. — Надо же поехать к ним. Познакомиться.
— В мошаве Тель-Адашим, — ответила невеста. — Спросите там, где дом столяра Рафуля. Вам каждый покажет.
Дом столяра Рафуля они нашли без труда. И обомлели, увидев в дверях человека, столь хорошо им известного по фотографиям.
Со дня своего рождения живет в Тель-Адашим Рафаэль Эйтан, крестьянин и краснодеревщик, с детства привыкший к тяжелой работе, надежный, как сама земля с ее запахами, родниками, зеленью и навозом. Многие считали его одним из лучших генералов израильской армии, выдвинувшей немало военачальников первоклассного дарования.
Как маршала Нея, Рафуля называли «храбрейшим из храбрых».
Его послужной список говорит сам за себя. Командир роты в Войну за Независимость, командир батальона в Синайскую кампанию, командир полка в Шестидневную войну, командующий бригадой в войну Судного дня. Потом командующий Северным военным округом и, наконец, начальник генштаба.
Итак, Рафуль оказался из тех солдат, которые носят в ранце маршальский жезл.
Тем не менее, его военная карьера не была устлана розами. Простоватый вид Рафуля вводил в заблуждение. Медлительность и неразговорчивость заставляли подозревать замедленность реакции. Годы прошли, прежде чем люди научились понимать, что за крестьянской внешностью и скупостью на слова кроется недюжинный ум.
Когда он юношей вступил в Пальмах, о нем говорили:
— Конечно, Рафуль — храбрый солдат, но, увы, военная карьера парню не светит.
Его назначили командиром полка парашютистов. Знатоки усмехались:
— Рафуль достиг потолка своих возможностей.
В Шестидневную войну парашютисты Рафуля одержали важную победу под Рафияхом.
— Молодец, — снисходительно хвалили скептики. — Но теперь ему придется снять форму и отправиться в свой мошав выращивать розы.
А Рафуль стал командиром спецподразделений.
— Ну, ясно, — кивали «доброжелатели», — старый служака получил перед отставкой награду за беспорочную службу.
Рафуль же, не прислушиваясь к этому жужжащему как в греческой трагедии хору, разработал и осуществил ряд рейдов в тылы противника во время Войны на истощение. Он сам вел своих людей и не знал неудач. Проведенные им операции отличались такой классической завершенностью, что даже в генеральном штабе не скрывали изумления.
