Солнце над школой - [8]

— Эх ты, баба! Даже клятву держать не умеешь!

Кто-то из старшеклассников стукнул Сашку по затылку, и он пробкой вылетел из уборной. Мне облили голову водой и заставили напиться. Стало легче, и я, как лунатик, покачиваясь и почти ничего не соображая, добрался до своей парты. Солнце уже не пекло, и мне, в моей шерстяной гимнастерке, было холодно.

Словом, все сложилось как нельзя хуже. На этом же уроке меня спросили. Я знал все, о чем спрашивали, но не мог выйти к доске — меня все еще мутило. Учитель ботаники Альфред Петрович покачал головой и сказал:

— Ну, раз ты ничего не знаешь, Громов, поставлю тебе двойку. — Потом он помолчал и спросил: — Ты что, заболел?

Весь класс недоуменно смотрел на меня. Чтобы не рассказывать о том, что случилось, я соврал, будто не понял заданного урока. Учитель опять очень подозрительно посмотрел на меня и старательно вывел в журнале двойку.

Весь вечер я бродил по улицам, всеми покинутый и действительно больной. Очень хотелось есть. И только поздно, почти ночью, пришел домой. Мать сейчас же напала на меня. Я сказал, что заходил к бабушке, потому что мне стало плохо. Она посмотрела на меня и покачала головой:

— Что-то ты действительно зеленый… Марш в постель!

Обычно она всегда заставляла меня прежде всего поесть, а я, как только заболевал по-настоящему или притворялся, что болею, всегда отказывался от еды. И она, уже зная меня, на этот раз не заставляла обедать. А мне так хотелось есть…

Я юркнул в кровать и постарался заснуть, радуясь, что мать не спросила сдачу.

Глава 6. Неудачная торговля

Утром я сначала выпил молока и съел манную кашу, которую мать сварила для меня, как для настоящего больного. Потом залез в кухонный шкафчик, добыл масло и хлеб, сходил в погреб и выудил из супа все мясо (разогревать суп с утра мне показалось неправильным), открыл банку рыбных консервов и все съел. После этого мир показался мне не таким уж мрачным, хотя по окнам неторопливо стучал мелкий, нудный дождь.

Я сидел и раздумывал над своим положением. Отдать деньги матери нужно сегодня же. Это было ясно. Но где их взять? Занять? Не у кого. Продать что-нибудь?.. Я оглянулся и прикинул, что можно снести на базар из своего хозяйства. Решил продать щегла, старую клетку (новую продавать нельзя — заметит мать), коньки с ботинками, покрышку от волейбольного мяча, старые учебники и еще кое-какие мелочи. Тогда можно будет выпутаться из этого отчаянного положения. Я немедленно приступил к делу. Но, уже собрав все, подумал, что щегла продать будет нелегко: птичий базар в нашем городе бывает только по четвергам и воскресеньям. Значит, со щеглом придется подождать.

Я пошел на базар.

С неба сеял мелкий, уже совсем осенний дождь, под ногами хлюпала слякоть, и покупателей почти не было. Только старьевщики, нахохлившись под палатками и зонтами, сидели возле своего товара. Я побродил по базару и пошел в книжный магазин. Но учебники там не купили. Во-первых, они были грязные, а во-вторых, по этим предметам, оказывается, были выпущены новые.

Пришлось вернуться на толкучку. Но ни ботинки с коньками, ни волейбольная покрышка, ни тем более старый радиоконденсатор переменной мощности, который я выменял когда-то у соседа еще на старой квартире, ни другая мелочь никому не требовалась. Я бродил как потерянный, заглядывая в глаза каждому прохожему, но это не помогало.

Тогда я решил продать все сразу, оптом. Дадут, конечно, меньше, но все-таки хоть немного дадут. Как-никак, а ботинки с коньками — вещь дорогая. Мы с матерью уплатили за них почти сто рублей.

Первый же старьевщик дал мне три рубля за покрышку и рубль за конденсатор, а ботинки с коньками не взял.

— Может, они краденые, — проворчал он.

Второй повертел мой товар и сказал, что такую ржавчину никто не купит. Конечно, никель с коньков кое-где слез, и действительно на этих местах выступила ржавчина. Но все-таки коньки были еще совсем хорошие.

Мне опять не везло. Я уже решил было идти домой, как вдруг совсем сморщенный, попахивающий табаком и водкой старик взял мой товар, повертел, почмокал слюнявыми губами и сразу предложил:

— Четвертная…

Значит… значит, у меня могло быть почти тридцать рублей. Можно отдать матери сдачу и купить конопляного семени щеглу. Расплатиться с Сашей я все равно не смогу. Но что мне оставалось делать? И я кивнул головой. Старик вздохнул и полез в карман.

В это время меня спросили:

— Ты зачем продаешь коньки? А сам на чем будешь кататься?

Я оглянулся. Рядом стояла самая обыкновенная женщина в самом обыкновенном темном пальто и зеленом платке. Только глаза у нее были очень строгие.

— Они мне малы, — сказал я. — Вот и продаю.

Но она почему-то не поверила и протянула руку к старику:

— Нуте-ка, дайте сюда коньки!

— А чтой-то я буду отдавать? — возмутился было старик. — Ты кто такая, командовать тут?

— А я вам говорю: дайте сюда коньки, — очень спокойно сказала женщина.

Возле нас стали собираться люди. И вдруг чей-то знакомый, визгливый голос закричал:

— Нечего на него смотреть! Нужно в милицию вести!

Я оглянулся и обмер. Возле меня стояла толстая кондукторша.

Размахивая руками, она опять закричала: