Солнце над школой - [41]

— Может быть, ты и прав… — наконец глухо сказала она. — Может быть, я и не должна была уезжать с Востока… Но мне, Алик, тогда было очень тяжело. И я сдалась. А выходит, я не имела права сдаваться, потому что, даже мертвый, отец нужен тебе. Что ж… давай сделаем так. Я уволюсь с работы, и мы поедем жить в наш старый гарнизон. Хорошо?

Я никогда не думал, что она может так решить, и жалел ее. Но заговорил я о другом. Я сказал, что все равно отомщу Алиной матери.

— Ты не смеешь этого говорить, — ответила мать все так же ровно и спокойно. — Ты сам во всем виноват. Ты подумай, сколько горя ты причинил всем — и из-за чего? Из-за своей слабости, из-за того, что не говорил правду. Пусть самую горькую, самую противную, но правду. Разве я не смогла бы уплатить твой долг? Разве я не смогла бы помочь тебе в остальном? Ведь когда ты пожалел того противного старика спекулянта, я же не спорила с тобой, хотя и не одобряла тебя. Подумай над всем этим как следует. А сейчас я тебя прошу только об одном: никому ничего не говори о том, что у нас была Алина мать. Я верю, что все выяснится, и тогда ей самой будет неудобно.

Конечно, я пообещался молчать и всю ночь думал, стараясь разобраться в происшедшем. Честно вспоминал все события, критиковал себя, но все-таки получилось так, что все мои несчастья начались с маленького — с того, что я проигрался в «орла». Вернее, потому, что потерялся счастливый пятак, а может быть… Так я и не додумал до конца — заснул.

Глава 25. Экскурсия на завод

Занятия в школе шли своим чередом, и все делали вид, будто ничего не произошло. Мы молчим, и учителя молчат. Только Елена Ивановна сказала мне как-то:

— Что ты мне все в глаза заглядываешь? Ты лучше на себя посмотри. Ведь хороший ты, в общем, парень, а вечно попадаешь в какие-нибудь глупые истории…

С этого дня я старался не смотреть на учителей.

После истории с переводом я не разговаривал с Луной. Да и она сама все делала так, чтобы не столкнуться со мной даже случайно. Смешно: учимся в одном классе, а получается так, будто живем в разных городах. Но я все равно был тверд и даже виду не показывал, что у меня опять неприятности.

— Сбор отряда проведем по плану, — сказал как-то Аркадий. — А в плане — экскурсия на завод.

На экскурсию мы собрались в половине восьмого утра. С непривычки все зевали, а у Жени Маркова правая щека была в рубцах от подушки — видно, чуть не проспал. На завод приехали в разгар работы. Нам дали провожатого, и мы пошли по цехам.

Это было удивительно здорово и очень интересно! Особенно у мартенов. И в бандажном. Да и на трубопрокатных станах. Словом — везде. Видно, Иван Харитонович правильно говорил, что настоящие рабочие имеют дело с горячим металлом.

Мы видели, как в мартен заваливают железный лом. Только здесь этот лом называют ломью, потому что лом — это такой железный толстый прут, острый на конце, которым скалывают лед или долбят землю. А ломь, оказывается, — это металлические обломки.

Когда ломь смешивают со всякими добавками, получается шихта. Так вот эту самую шихту вначале ссыпают в такие большие железные ящики и ставят на стеллажи. А перед мартеновскими печами ездит завалочная машина с хоботом. Этим хоботом она берет ящик с шихтой, просовывает его в пышущее огнем окно печи, там переворачивает и уже пустым опять ставит на стеллаж. Не машина, а умный слон.

Сталевары и их подручные лопатами швыряют в печь всякий камень — известняк, доломит, марганец. И все эти камни называются флюсами. Просто удивительно: когда щеку раздует — флюс, и когда в мартеновскую печь, как в кастрюлю, кидают всякие приправы — тоже, оказывается, флюс!

Тут случилось интересное дело. Один сталевар так увлекся, показывая нам свою печь, что забыл следить за ней.

А мастер ему кричит:

— Гречихин, капли поплыли!

Сталевар бросился к печи. Мы — за ним. Но ведь в печь, как и на солнце, не взглянешь. Сталевары смотрят туда через такие синие очки или стеклышки. Нам тоже дали очки, и я сам увидел, что на самом верху свода печи висят большие светло-розовые капли. Оказывается, это оплавлялся кирпич. Специальный огнеупорный кирпич — а плавится, как лед, потому что температура в печи бывает около двух тысяч градусов. И только она станет повышаться больше чем нужно, как на своде показываются кирпичные капли. Если недоглядеть вовремя, можно сжечь свод и вывести печь из строя. И вот что интересно: кругом масса приборов, а сталевару все равно нужно следить за печью не только по приборам, но еще и своими глазами.

А что сказать о шихте и флюсе? Они быстро расплавляются в этой адской печи и начинают кипеть — пузырями, будто молоко. Жалко, что мы не посмотрели, как выпускается сталь, — плавка заканчивается через несколько часов после завалки шихты в печь. Но зато мы видели, как из металлических форм — изложниц — вынимали слитки стали и передавали в другие печи. Там их снова раскаливали и специальным краном подавали на гидравлический пресс.

Вот махина!

Стоит ему только нажать на раскаленный слиток, как тот превращается в плюшку. Потом прессовщики подкладывают особые формы, и пресс делает в плюшке дыру — получается бублик. Этот стальной неровный бублик подается на бандажный стан.