Солнце над школой - [17]

«Один хороший человек повстречался, — подумал я, — и тот пьяница».

Дядя Миша поймал мой взгляд, взял стакан с водкой и упрямо спросил:

— Ты чего, брат, смотришь так? А? Не узнаёшь?

Он был таким жалким и печальным, а сам я таким одиноким и даже слабым, что я невольно крикнул:

— Не пейте больше, дядя Миша! Не нужно…

Он удивленно посмотрел на меня, и багровые пятна на его лице стали сливаться. Глаза сверкнули тускло и недобро.

«Сейчас драться начнет», — подумал я и стал тихонько подниматься. Дядя Миша схватил меня за плечи своими железными руками и придавил так, что подо мной, кажется, пискнул стул.

— Ты что ж, брат, удирать собрался? Не нужно. Я маленьких не обижаю… — Он задумался, отпустил мои плечи и печально повторил: — Не обижаю.

Но я на всякий случай встал из-за стола и опять попросил его:

— Не пейте, дядя Миша! Не надо…

Он молчал, и мне показалось, что у него на глазах блеснули слезы. Это было просто удивительно: такой большой, татуированный моряк — и вдруг почти плачет!

Дядя Миша наконец поднял голову, грустно усмехнулся и спросил:

— Значит, считаешь, что пить мне больше не следует? Так, брат?

— Так… — Меня начинала бить мелкая дрожь.

— Ну что ж… Есть не пить, как говорят на флоте.

Он встал из-за стола, подошел к перильцам, которые окружали площадку возле буфета, и выплеснул водку в море. Потом вернулся, посмотрел на пиво и тоже выплеснул его в море.

— Ладно, — сказал он, усаживаясь за стол. — Поговорим, как мужчина с мужчиной. Вот, сам видишь, я твою просьбу выполнил. Пить… не выпил. Ну и ты мою просьбу выполни.

— Какую? — спросил я и сел.

— А вот какую. Навигация, брат, кончается. Сделаем мы еще одну ходку — и в затон. Потому я тебя прошу: до весны, до новой навигации, ты никуда не рыпайся. Дело это безнадежное. Понял? А весной, если у тебя положение не изменится, я тебе помогу. Вот так! Понял, брат?

— Понял…

Дядя Миша был прав: зимой наше Азовское море покрывается льдом, и из него на пароходе не выберешься.

— Ну вот. Потом слушай. Я тебе сейчас помочь не смогу — прогулял все на свете. А как только придем из плавания, а может, и раньше, я кое-что сделаю… Тебя как зовут? — уточнил еще раз дядя Миша.

— Олег Громов.

— А в какой школе ты учишься?

— Во второй.

— А в классе?

— В шестом «А».

Дядя Миша вынул блокнот и записал все, что я сказал.

— Ну вот, Олег Громов. Главное, будь мужчиной. Не пасуй перед трудностями. Мне вот тоже, знаешь, как хотелось выпить, — не выпил, раз ты меня попросил. Я, брат, был военным моряком, а теперь на «торгаше» плаваю. Тяжело, а что поделаешь? Ну вот, давай пять! — Он протянул мне свою огромную руку. — И дай честное слово, что до новой навигации с якоря не снимешься.

Я дал ему свою руку, но подумал, что на Дальний Восток можно проехать и поездом. Значит, обещая дяде Мише не сниматься с якоря, я, в случае чего, его не обману…

Так мы и расстались. Мне было не по себе и почему-то жалко дядю Мишу.

Я думал о нем очень долго и дома совсем не слушал мать, когда она ругалась за то, что я по целым дням пропадаю неизвестно где.

Глава 11. До чего довели человека

Утром, когда я еще лежал в постели, мать сказала, что на базар и в магазины я больше ходить не буду.

— Бабушка все купит. А ты только учись.

— Но мне же базар не мешает учиться? — покраснел я.

Мать почему-то тоже смутилась:

— Вообще мне не хочется, чтобы ты имел дело с деньгами…

Тогда я понял: это все бабушка! В тот момент я очень рассердился на нее. Тут дело не в том, что она как будто отгадала мой план — при покупке продуктов брать всего на сто граммов меньше, чем нужно, а сэкономленные таким образом деньги откладывать на дорогу, — нет, меня просто оскорбило, что мне не доверяют. Я так и ответил матери.

Она крепко сжала руки, долго думала и решила:

— Ты, пожалуй, прав… Я всегда верила тебе, и мне хочется надеяться, что ты меня не обманешь.

Она сказала это так, что у меня даже глаза защипало, но я сдержался.

Когда она ушла, я встал с очень суровым настроением, сразу же пошел на базар и купил все, что было заказано. Сдачу с собой решил не брать — подсчитал все затраты, написал их на бумажке и оставил счет вместе с деньгами на столе. Обманывать мать я больше не мог.

Потому что я все сделал быстро и точно, времени у меня оказалось много, и я спокойно выучил уроки и пошел в школу.

Неподалеку от манежа, из ворот совсем чужого дома, вышел Чеснык и с ним еще двое ребят. Я сделал вид, что не заметил эту троицу, и хотел было пройти мимо. Но Чеснык шагнул вперед, загородил дорогу и, не вынимая рук из карманов, процедил сквозь зубы:

— Не спеши. Поговорить нужно.

Я хотел его обойти, но его товарищи молча придвинулись ко мне с двух сторон. Сашка небрежно подтянул штаны, сплюнул прямо мне под ноги и, не поднимая по-птичьи склоненной набок головы, предложил:

— Гони долг!

Деваться было некуда. Сашкины товарищи были гораздо здоровее меня и держались так уверенно, что у меня сразу пересохло во рту. И все-таки я ответил очень спокойно:

— У меня сейчас нет…

— Гони, гони, парень! — сказал один из его друзей, широкоплечий, с челочкой на лбу. — А то мы сами с тебя получим.

Я внимательно посмотрел на них. Этого широкоплечего я никогда не видел, а второго, слегка рябоватого, с узкими и веселыми глазами на загорелом лице, как будто бы где-то встречал, но где и когда — вспомнить не мог.