Солнце любви - [33]

Приземлившись среди осколков стекла, Луис порезал ладони и лицо.

Но он этого даже не почувствовал.

Не помня себя от негодования, он вскочил на ноги с ловкостью акробата и бросился на Лукаса с поднятыми кулаками, игнорируя направленный на него ствол пистолета. Ему удалось двинуть Лукаса прямо в подбородок, но это весьма напоминало попытку мелкого насекомого ужалить медведя-гризли. Разъярившись, Лукас обрушил мясистый кулак на левую скулу юноши, и тот снова растянулся на полу.

Луис почувствовал вспышку огненной боли у себя в голове. Как ни был он ошеломлен, он попытался подняться на ноги, и в этот момент из дома торопливо вышел дон Рамон, услышавший шум потасовки.

Дон увидел, как жестокий удар Лукаса сбил Луиса с ног; увидел Бэрона с пистолетом в руке, с веревкой и смотанным кнутом на плече. Его обуял ужас, и он попытался образумить осатаневших братьев, умоляя их пощадить его единственного сына. Он был немедленно наказан за непрошеное вмешательство, получив резкий удар тыльной стороной руки Лукаса, пришедшийся ему в лицо. Из рассеченной губы Дона хлынула кровь. Он качнулся назад, но усилием воли заставил себя удержаться на ногах. Он видел только одно: нацеленный пистолет. И обратился к Бэрону, взывая к его здравому смыслу. Бэрон не стал слушать.

Схватив Дона за руку, он просто отшвырнул его чуть ли не на половину длины патио. Дон Рамон налетел на упавший столик, ударился головой об острый угол железной столешницы и рухнул на кирпичный пол. Забыв о собственной боли, Луис кинулся к неподвижному отцу.

Яркая струйка крови вытекала из-под седой шевелюры Дона, остановившийся взгляд его зеленых глаз был лишен всякого выражения. В безумной надежде Луис попытался нащупать пульс на шее отца. Но пульс отсутствовал.

Дон Рамон Рафаэль Кинтано был мертв.

Не долее мига длилось оцепенение, охватившее потрясенного Луиса. Бессмысленное, жестокое убийство его отца пробудило в юноше бешеный гнев. Его гладкое темное лицо являло собой настоящую маску ярости, когда он ринулся в атаку.

Он устремился не к Лукасу, а к Бэрону. Подобно опасному хищнику, вырвавшемуся из клетки, он атаковал врага с такой скоростью и убийственной силой, что Бэрон даже не сообразил выстрелить из пистолета — настолько растерялся от страха. Зажатый в могучих объятиях, словно в железных тисках, не имея возможности пустить в дело бесполезный теперь пистолет, Бэрон не мог ни охнуть, ни вздохнуть. Он был уверен, что этот ополоумевший индеец прикончит его, прежде чем Лукас придет к нему на выручку.

— Ах, будь ты проклят! — прорычал Бэрон, с трудом переводя дух, когда его братцу удалось оттащить Луиса.

Лукасу и самому как следует досталось, прежде чем он сумел одолеть Луиса. Однако в конце концов он все же лишил взбешенного юношу возможности сопротивляться, навалившись на него всей своей медвежьей тушей, локтем одной руки сдавив ему шею, а другой рукой завернув за спину левую руку индейца.

Все еще не вполне оправившись от страха, пережитого им в ту минуту, когда смерть, казалось, дохнула на него, Бэрон с ненавистью уставился на поверженного Луиса. Он подошел поближе и ровным холодным голосом произнес:

— Ты за это заплатишь. — Затем, обращаясь к брату, предложил: — Давай-ка оттащим его к воротам.

Лукас и Бэрон выволокли Луиса из патио на парадную подъездную аллею. Несмотря на его сопротивление, парочка протащила его по длинной, обсаженной пальмами дороге до высоких белых ворот ранчо, освещенных кроваво-красными лучами предзакатного техасского солнца.

Добравшись до ворот, братья разделили обязанности: пока Лукас держал Луиса, Бэрон размотал веревку и перекинул один ее конец через высокий поперечный брус, поддерживающий арку ворот, а потом медленно подогнал длину свисающего конца так, чтобы веревка болталась в пределах досягаемости.

Лукас подтянул руки Луиса вперед и крепко связал веревкой его запястья, а потом вздернул связанные руки юноши над его головой, натянув веревку столь туго, что, казалось, руки вот-вот вырвутся из суставов.

Бэрон скинул с плеча свернутый кольцами черный кнут. Снова заткнув пистолет за пояс, он злобно улыбнулся, размотал кнут и начал не торопясь хлестать им по земле перед Луисом; длинный кнут издавал громкий щелчок каждый раз, когда ударялся о землю.

Поскольку руки Луиса были связаны и вытянуты над головой, он не смог помешать Лукасу, когда тот разодрал белую рубашку у него на спине и не успокоился, пока не добился своего: белые лоскутки лежали на гравии дороги, а спина Луиса оказалась обнаженной до пояса. В свете заходящего солнца его бронзовая кожа, казалось, приобрела цвет кирпича.

Умышленно поводя кнутом взад-вперед, так чтобы его конец волочился в пыли, Бэрон уставился на грудь Луиса, где блестел золотой медальон — Солнечный Камень, висевший на длинной золотой цепи. Затем перешел к действию: обхватил пальцами круглый диск и изо всей силы дернул его на себя. Цепь разорвалась и соскользнула с шеи Луиса.

Еще пару мгновений Бэрон держал блестящий золотой медальон у себя на ладони, глядя на него со злорадной ухмылкой; он знал, что в глазах суеверного полукровки Солнечный Камень представлял собою ацтекский амулет, оберегающий владельца от зла и опасности. Разжав пальцы, Бэрон бросил медальон на землю перед собой и, улыбаясь, втоптал его в пыль каблуком сапога.