Солнце и тень - [61]

У меня возникает странное призрачное чувство: я понимаю, что нахожусь в этой комнате, чтобы лицом к лицу встретиться с Богом. Ощущаю сильное присутствие Бога где-то в левой части комнаты, за пределом моего поля зрения. Начинаю медленно поворачивать голову влево, чтобы обозреть невидимую часть комнаты. В это время во мне нарастает колоссальный страх и я вспоминаю: кто-то говорил мне, что Бог предупредил Моисея, чтобы тот не смотрел Ему прямо в лицо, ибо любого человека, который взглянет Богу прямо в лицо, ждет неминуемая смерть. Продолжаю медленно поворачивать голову влево, крохотными порциями и с усилием: очень уж велики страх и внутреннее сопротивление. Наконец самым уголком левого глаза смутно вижу большой темный силуэт. У него очертания очень крупного мужчины, облаченного в длинное черное одеяние. Голову скрывает просторный капюшон, на массивные, очень широкие плечи наброшен черный плащ. Могу разглядеть лишь силуэт верхней части тела, причем только левую часть головы и торса, поскольку темный великан обращен лицом ко мне. Фигура его окутана тьмой, я не могу различить в ней никаких черт. Тем не менее, чувствую, как от нее исходит огромная, ошеломляющая мощь и думаю, надолго ли у меня хватит сил, чтобы смотреть на нее.

На мгновение отворачиваюсь, чтобы дать душе краткую передышку, потом снова медленно поворачиваю голову влево. Пока я медленно и постепенно поворачиваю голову обратно, во мне опять нарастают внутренний страх и сопротивление. Снова вижу все ту же темную призрачную мужскую фигуру, неподвижную и безликую, как и прежде излучающую колоссальную силу. Снова отворачиваюсь, и сон медленно тускнеет.

Это сновидение потрясло меня своей откровенностью. После того, как оно закончилось, я выпал в обычный сон, а потом посреди ночи проснулся в приподнятом настроении, отчетливо помня все, что мне привиделось. Еще до начала эксперимента я, на основе прочитанного в книгах Скотта Спэрроу и Патриции Гарфилд, пришел к убеждению, что главная цель развития осознаваемого сна — достижение единства со Светом или с Богом. И этого личного убеждения я неуклонно придерживался. Буквальность и простота последнего сновидения отражала накопленную силу этого недавно сформировавшегося убеждения. Огромная, всеобъемлющая вспышка света, возникшая с наступлением осознаваемости, была поразительным и очень ярким зрелищем. В этом сне я снова увидел Свет! И этот Свет самим своим присутствием мгновенно возвышал и преображал.

Благодаря этому сну один из неотвязных, мучительных вопросов, порожденных экспериментом, наконец-то обрел четкую формулировку: «Не было ли это сновидение наглядным примером раздувания эго?»[29] Я долго бился над этим вопросом и в конце концов ответил: «Не знаю». Позднее я стал понимать, что это был вопрос, на который человек не может ответить сам. Сознательное «я» не может служить самому себе полицейским. Спросить его не стало ли оно излишне раздутым, значит спровоцировать ответ «нет». Разумеется, любое раздутое эго будет отрицать, собственную раздутость. И хотя я скорее всего не мог ответить на этот вопрос самостоятельно, моей обязанностью было его задать.

Возможно, — в конце концов решил я — моя обязанность — постоянно, через какой-то регулярный промежуток времени, задавать этот вопрос, в расчете, что вселенная ответит на него за меня. Если я хочу разрешить этот вопрос, то надежный отклик придет, скорее всего, из каких-то посторонних источников. И отклик действительно пришел, когда я стал искать его в нужных местах, — пришел от коллег и друзей, от моего личного психотерапевта, пришел в виде тонких намеков и замечаний пациентов, учеников и случайных знакомых. Постепенно я обнаружил, что временами действительно страдаю раздуванием эго.

Преодолевая свое поначалу предвзятое отношение к этому вопросу, я постепенно стал понимать, что в действительности раздутое эго — не такая уж плохая вещь. Иногда оно может быть вполне обычной и нормальной реакцией — например, для человека, в чьей жизни произошло какое-то новое, удивительное событие. Как часто мы наблюдаем родителей, которые чуть не лопаются от важности, демонстрируя друзьям и близким свое новорожденное чадо. Это особенно заметно, когда дело касается первенцев. Восторженные папа и мама не могут скрыть гордости и прочих переполняющих их эмоций, осваиваясь с непривычными для себя ролями и пытаясь представить себе все то новое, что ребенок внесет в их жизнь. В какой-то момент я стал подумывать, что в подобных эмоциональных реакциях должна быть заключена какая-то мудрость и цель — уж больно они универсальны. Я стал понимать, что раздувание эго — первая ступень стремительного расширения сознания, которое приходит на помощь человеку, только что пережившему важную перемену или большое достижение.

Первую стадию реакции, раздувание, можно сравнить со скоростным строительством наружной оболочки гигантского небоскреба. Сначала конструкция являет собой лишь пустую внешнюю оболочку будущего здания. Пусть пока еще грубая, незаконченная и неотделанная, она все же дает ясное представление о будущих возможностях сооружения. В один прекрасный день эта наружная оболочка, достигнув завершения, сможет выполнять множество полезных функций. Как пустая оболочка небоскреба взывает о завершении, так и первоначально раздутое эго должно пройти через все стадии роста, чтобы в итоге осуществился благой для человека результат. Размышляя об эксперименте с осознаваемым сном как о своем главном рабочем материале, я постепенно сумел создать рабочую модель, которая наметила четыре четких стадии преобразования раздутого эго. Они оформились в моих мыслях как (1) внутреннее упрочнение, (2) внутреннее и внешнее облагораживание, (3) освоение и (4) внешнее общение. Мне казалось, что успешно пройдя через эти четыре стадии, уделяя каждой из них должное время, можно превратить раздутое эго в полезную для человеческой деятельности созидательную силу. Однако, без такого успешного прохождения всех стадий, то же самое раздутое эго будет оставаться вредоносной силой — непреображенной, нераспознанной и бессознательной, а потому потенциально пагубной для духовного и психологического развития человека.