Солнце и тень - [63]

Суждено нам пережить раздувание эго или нет — вопрос не в этом. Как реагировать на раздувание своего эго, если оно произойдет — вот в чем вопрос. Ибо, как писал Рильке молодому поэту, мы должны сами родить свои образы, должны родить их, что бы ни происходило в нашем психологическом развитии в качестве побочного процесса. Быть человеком — значит любить, созидать и давать рождение в реальном мире, и отважно сражаться, если понадобится, с пагубными побочными явлениями, которые могут стать следствием нашего выбора жить полной жизнью.

Убеждения человека обладают большой созидательной силой, влияющей на то, что он в итоге увидит во сне, а, быть может, и в жизни. Что касается осознаваемого сновидения, с начала эксперимента самым моим отрадным убеждением было то, что оно являет собой путь к Свету. Если же взять Бога, то одним из самых моих застарелых пагубных убеждений было, очевидно то, что стоит человеку взглянуть Богу прямо в лицо, как его постигнет неминуемая смерть. Осознаваемое сновидение «Приближаясь к присутствию Бога» каким-то образом напоминало мне об этом застарелом убеждении и в то же время проверяло его правильность. Позже я вспомнил, что источником этого убеждения явилось страстная реплика кого-то из семинарских учителей, услышанное много лет назад на лекции по религии. До сих пор помню, как я, в ту пору впечатлительный пятнадцатилетний семинарист, встревожился, услышав выразительный комментарий того священника по поводу отрывка из Ветхого Завета, в котором Бог произносит грозное предостережение, адресованное Моисею[30]. Соответственно, частью моего эксперимента с осознаваемым сном стало извлечение на свет Божий и повторное исследование этого старого убеждения. Я стал думать, что лицезрение Бога может быть как-то связана с лицезрением Света в состоянии осознаваемого сна. Лицезрение Света во всей его ошеломляющей мощи было несказанно ближе к лицезрению Бога, нежели все, что мне до сих пор довелось пережить. Благодаря этому сну я также вспомнил еще одно классическое учение Нового Завета: «Бог есть Свет»[31].

Из всех представлений о Боге и его образов, дошедших до нас через века, один из наиболее часто встречающихся и глубоко укоренившихся в душе западной цивилизации — это образ «Света» или «Белого Света». Те, кто утверждает, что видели этот свет, часто называют его «ослепительным», «потрясающим», «ошеломляющим». Список восторженных эпитетов можно продолжать до бесконечности.

В какой-то момент мне стало ясно, что убеждение, будто человек умрет если взглянет Богу прямо в лицо, имеет в виду не физиологическую смерть, а скорее психологическую. Эта «смерть» и следующее за ней новое рождение есть метафоры преображения сознания, которое наступает как результат мощного внутреннего переживания. И здесь для меня возник еще один настойчивый вопрос: может ли такая смерть проявляться и на физическом уровне? Умрет ли мое тело, если умрет старое сознание? С тех пор, как эксперимент достиг пика, у меня в разное время бывали страхи, что мне суждена скорая смерть. Обычно эти страхи бывали смутными и неоформленными — просто постоянное мучительное беспокойство, неотступное и необъяснимое. Иногда же меня посещали конкретные фантазии, рисовавшие смерть а авиационной или автомобильной катастрофе. Порой мне в голову приходила мысль: может быть, я зашел слишком далеко и теперь мне грозит кара за похищение священного огня. Все эти мысли и тревоги жили во мне и, как я теперь понимаю, образовали некий сплав, будто я был гигантским тиглем, под которым бушевало пламя. Такая напряженность особенно ощущалась на протяжении двух первых лет эксперимента. Казалось, сильный внутренний жар плавит множество моих старых убеждений, страхов, представлений, приобретенных за первые сорок лет жизни. Теперь я понимаю, что это плавление и было сущностью смерти, о которой идет речь в сновидении «Приближаясь к присутствию Бога». В действительности внутреннее «умирание» поистине происходило, исподволь подготавливая меня к новому сознанию, к новому способу бытия в мире. Тогда я знал все это теоретически, в общих чертах, благодаря множеству прочитанных книг на тему личного преображения. Но несмотря на это, временами страх, смятение и внутренняя тревога становились очень сильны. Временами я обнаруживал, что по-прежнему слепо цепляюсь за первое попавшееся убеждение, лишь бы продолжать эксперимент и сохранить веру в существование цикла «смерть-воскресение». Я верил: где-то впереди меня ожидает переживание нового рождения. Я уже напоминал себе пленника, вовлеченного в изменчивый круговорот периодов уверенности и сомнений, зоркости и слепоты, которые, непрерывно чередуясь, следуют друг за другом. Порой я испытывал глубокую тоску по незыблемому внутреннему покою. Порой же знал, что уже нашел его или, вернее, он нашел меня.

Поэтому мое старое убеждение должно было в конце концов смениться новым: если человеку неизбежно суждено умереть, значит, ему неизбежно суждено снова жить, причем на более высоком уровне сознания. Образ этого более высокого уровня явился мне во сне «Стычка с антилопой гну» (8 июня 1983 года), который я излагал и разбирал в первой главе. В этом сне я карабкался по отвесным скалам, пока не достиг более возвышенной равнины, или плато, где развернулось основное действие. Там я встретил новые опасности и проблемы лицом к лицу, а также нашел в себе осознаваемость, необходимую для их преображения.