Сольная партия - [70]

Тогда, на вилле, он сказал, что хочет рассчитаться с Микали лично. Не было оснований полагать, что он изменил свое намерение. В конце концов с тех пор ничего не изменилось.

Зал шумел все требовательнее.

– Пошли, Джон, – сказал Преви. – Если мы не вернемся, они полезут на сцену.

Когда они снова возникли в свете юпитеров, зрители принялись выкрикивать имя пианиста и на сцену обрушился поток цветов, студенческих шарфов и шляп. Зал аплодировал стоя, преисполненный благодарности за соучастие в великом событии.

Джон с улыбкой раскланялся, помахал публике, послал Кэтрин Рили воздушный поцелуй. Но его ни на миг не покидала одна-единственная мысль: уйти со сцены можно только через коридор, в конце которого ждет Морган – наверняка ждет.

И вдруг его осенило. Он повернулся, пожал руку первой скрипке и, сделав несколько шагов, оказался на краю сцены. Под ним, на глубине четырех метров, шел проход между креслами, ведущий в главное фойе.

Микали наклонился вперед и, обращаясь к ближайшим к нему зрителям, воскликнул: – Вы прекрасны! Никакие слова не в силах описать моих чувств. Я больше не в силах справляться с волнением.

Он поставил ногу на край сцены и – провалился. В зале раздались вскрики, тут же сменившиеся громовым хохотом. Микали удачно приземлился. Хлопнула дверь, и он исчез.

Теперь хохотали и аплодировали все, даже оркестранты, ибо за всю историю Королевского Алберт-Холла никогда еще ведущий исполнитель не покидал сцену столь необычным образом.

В фойе никого не было, но с минуты на минуту в него хлынет народ, направляясь в буфеты в перерыве между отделениями. Он свернул в третью по счету дверь и выбежал на лестницу, ведущую к запасному выходу. У ее подножья Гарри Бейкер разговаривал с двумя полицейскими. Микали сразу же узнал его и, развернувшись, взбежал вверх по ступенькам.

Неужели он ошибся, и Морган все-таки поступил разумно? Микали помчался по все еще пустому коридору в направлении служебного входа. У последнего поворота он притормозил и осторожно выглянул из-за угла. Под дождем стояли двое полицейских – никогда за все время его выступлений в Алберт-Холл он не был свидетелем ничего подобного.

Увиденного оказалось достаточно. То самое шестое чувство, что так долго оберегало Микали, подсказало ему, что опасность чрезмерно велика. Он повернулся и поспешно зашагал назад – элегантный человек в черном фраке и белой бабочке, странно выглядевший в пустынном коридоре. Внезапно из-за угла возник Андре Преви и сопровождении толпы разодетых в пух и прах людей, моментально окруживших пианиста.

– Чего вы добивались? Хотели сломать себе шею? – спросил Преви, пробившись сквозь восторженных почитателей. – Неслыханный способ прощания с публикой – даже для последнего дня фестиваля.

– Я только надеялся внести свой скромный вклад в формирование новых традиций, – отшутился Микали.

– Ну, хорошо. Вас, между прочим, уже давно ждут в приемной принца-консорта. Герцогиня Кентская, посол Греции, премьер-министр. Не стоит испытывать их терпение. Мы ведь все-таки не где-нибудь, а в Англии, – добавил дирижер со смехом.

Он подхватил Микали под локоть и решительно увлек за собой.

Кэтрин Рили с огромным трудом проталкивалась по запруженной публикой лестнице, ведущей в приемную принца-консорта. Наконец она добралась до стеклянной двери, где путь ей преградил служитель в форме.

– Ваше приглашение, мисс.

– У меня нет приглашения, – ответила она. – Мы с мистером Микали близкие друзья.

– Сегодня все его друзья, – отозвался служитель и указал на переполненную лестницу. Тут же группа студентов принялась скандировать: „Микали! Микали!"

Сквозь стеклянные двери Кэт видела толпившихся в комнате дам в элегантных платьях и мужчин во фраках и смокингах. Исключение составлял только суперинтендант Гарри Бейкер, стоявший спиной к дверям в обычном темно-синем костюме.

Кэтрин протянула руку над плечом служителя и постучала по стеклу. Служитель попытался отстранить ее, но Бейкер уже повернулся. Несколько секунд он смотрел на нее с каменным выражением лица, затем распахнул дверь.

– Все в порядке, я разберусь. – Он взял ее за руку и увлек в угол лестничной площадки. – Бесполезно, доктор. Ему конец. Вам нечего здесь больше делать.

– Я знаю, – ответила она.

Бейкер стоял и смотрел на Кэтрин сверху вниз, а потом вдруг сделал нечто совершенно неожиданное – погладил ее по голове.

– Женщины. Все вы одинаковые. И никогда ничему не научитесь.

Он открыл дверь приемной и, шагнув в сторону, жестом пригласил ее войти.

Премьер-министр Великобритании Эдвард Хит, сам весьма одаренный музыкант, восторженно тряс Джону руку.

– Поразительно, мистер Микали. Такие моменты жизни не забываются.

– Благодарю вас, сэр.

Вслед за Преви Микали перешел к герцогине Кентской, неизменно обворожительной и умной даме.

– По-моему, вы не записывали Четвертый концерт Рахманинова вместе? – спросила она.

Преви улыбнулся.

– Нет, мадам, но можно с уверенностью сказать, что после сегодняшнего выступления Джона это упущение будет исправлено в самом ближайшем будущем.

Микали оставил дирижера беседовать с герцогиней и двинулся дальше, поминутно пожимая десятки рук. По пути он обменялся несколькими фразами с послом Греции, но слова соотечественника едва долетали до его сознания. Глаза пианиста безостановочно рыскали по комнате. Он ничуть не удивился бы, увидев в толпе истощенное лицо Моргана.