Соленая купель - [16]

— К сожалению, так.

Из командного состава это был первый человек, который заговорил с ним так, по-хорошему, просто. Это сразу тронуло Лутатини. Но в то же время он почувствовал неловкость за свой грязный рабочий костюм и неряшливый вид. Ему хотелось говорить умнее, изысканнее, но мысли его путались. Он с трудом рассказал о себе; как он жил раньше, как попал на судно и как теперь ему тяжело здесь. Заметив сочувствие в лице своего собеседника, Лутатини спросил:

— Команде я плохо верю. Все ко мне относятся насмешливо. Скажите хоть вы откровенно, мистер Викмонд: неужели нет выхода из моего положения?

Радист пожал плечами.

— Поэтому-то и заключили с вами контракт.

Лутатини сделал правой рукой такой жест, словно потрясал в ней неприемлемый документ, и воскликнул:

— Но ведь нас обманом взяли! Мы подписали эту дурацкую бумажку не в конторе, а в кабаке!

— Хотя бы в публичном доме — документ все равно сохраняет свою силу.

— И теперь я должен буду плавать все шесть месяцев?

Викмонд оглянулся назад, на мостик парохода.

— Иногда матросы убегают с судна. Но это случается только тогда, когда попадают в подходящий для этого порт и когда администрация в отношении команды принимает недостаточные меры. А по океану никто и никуда не поскачет.

Лутатини замолчал. Тонкие губы его вздрагивали. Наклонив голову, согнувшись, он стоял на полуюте, словно живой вопросительный знак. Он потирал лоб, словно хотел разгладить трагическую складку, сломавшую его черные брови. Хотелось еще что-то сказать — самое важное, но мысль ускользнула, как рыба в глубину воды. Почему-то начал прислушиваться к гоготу гусей. Они переговаривались тихо, бесстрастно, будто обсуждали только что слышанный разговор этих двух людей.

— Вы не очень сокрушайтесь, сеньор Лутатини. Я думаю, что вам не придется так долго плавать.

Голова у Лутатини качнулась, как буек на волне.

— Почему вы так думаете, мистер Викмонд?

Радист как будто не слышал вопроса.

— Мне пора на дежурство. Как-нибудь еще поговорим. До свиданья.

Лутатини растерянно посмотрел в спину уходящего человека, унесшего с собою недосказанную мысль.

Ни командный состав, ни матросы на «Орионе» не знали, что накануне отхода корабля из Буэнос-Айреса, в тот самый вечер, когда шанхаер так ловко обставил в кабаке матросов, Викмонд находился в другом, более богатом, кабаке под названием «Зюйд-Вест». С ним был рыжеволосый и толстогубый господин в сером костюме и серой кепке. Ярко освещенный зал сверкал зеркалами, люстрами, разноцветными бутылками на буфетных полках, шумел музыкой и разноязычным говором моряков всех стран. Кружились танцующие пары, женщины и мужчины, обмениваясь взглядами, вызывающе смеялись. Возбуждение росло, глаза загорались. И только два человека были лишними в этом пьяном и сладострастном угаре — Викмонд и его рыжеволосый компаньон. Правда, по временам и они громко смеялись, пили вино, болтая о любовных приключениях. Сидели они, наклонясь друг к другу и говорили вполголоса и даже шепотом.

— Только вчера узнал, что около Гибралтара у нас обстоит дело хорошо, — тихо сообщил рыжеволосый господин.

— А как с позывными? — так же тихо спросил Викмонд.

— Все сделано. Даже в Средиземном море будут переданы.

— Это хорошо. Если в одном месте не удастся, то в другом вознаградим себя.

Вставая, рыжеволосый господин сказал:

— Значит, длина основной радиоволны шестьсот метров?

— Совершенно верно. Запомнить легко.

Выходя из кабака, оба пошатывались, а когда очутились на просторе улицы, трезво распрощались, пожелав друг другу успеха, и разошлись каждый своей стороной.

Капитан Кент мог уверенно вести свой корабль к берегам Европы. Машина на нем больше не ломалась и работала исправно, работали и люди. На корме развевался нейтральный флаг. Все говорило за то, что он благополучно достигнет конечной цели. Одного лишь он не знал, что его радиотелеграфист мистер Викмонд имел на этот счет свои особые планы.

VIII

Лутатини как человек наблюдательный новую свою профессию усвоил довольно хорошо. Благодаря постоянным указаниям Домбера он имел ясное представление об устройстве котлов. Ему приходилось принимать участие в банении дымогарных трубок. Он познакомился со всеми клапанами, кранами, питательными помпами, водомерными стеклами и умел обращаться с ними. Его тело огрубело, но вместе с тем оно стало выносливее к жаре и приобрело упругость. Короче говоря, он был силен своей молодостью и мог уже стоять на вахте без посторонней помощи, держа пар на должной высоте.

Но так продолжалось только до тех пор, пока «Орион», направляясь из южного полушария в северное, пересекал умеренную полосу. Дальше предстояло перейти экватор. По мере того как приближались к нему тропиками, солнце поднималось все выше, расточая жгучие ливни света. Пассатный ветер слабел. Железная палуба, накаляясь, обдавала жаром. Скрывались под тентами. Но в машинном и кочегарном отделениях синий столбик спирта на термометре вырастал с каждым днем, переваливая за пятьдесят градусов. Вахтенные часы наполовину уменьшили, зато машинисты и кочегары должны были теперь спускаться вниз четыре раза в сутки. Стало как будто легче, но когда еще больше усилилась жара, уже истощала и двухчасовая вахта. Ветрогонки почти не действовали. В топках, лишенных притока воздуха, плохо горел уголь, трудно было держать пар в котлах. Стрелки на манометрах стояли ниже красной черты. В кочегарку прибегал второй механик, испанец Фаустино, и, потрясая костлявыми кулаками, ошалело кричал: