Солдаты звездного фронта - [7]

Прогресс отучил людей удивляться, притупилась сама способность поражаться увиденному.

– Максим! Забыл спросить… Ты женат?

– Не сподобился, – хмыкнул сержант.

– Это хорошо… Я вот тоже бегал на воле, от ЗАГСа увиливал. Правда, я был очень честный и никогда не обманывал девушек. Чтобы там в любви клясться или обещать непременно жениться – этого я себе не позволял.

– Хороший принцип.

– Да чего хорошего! Себе же во вред! Соврал бы – и все утряслось, и в постельку. Ведь иной девчонке только слово и нужно, чтобы из платья выпрыгнуть, и слово это – ЗАГС! А я ей суровую правду…

– Зато теперь ни за кого переживать не нужно. А если бы дети остались?

– Да кошмар…

Антон обошел камеру. За стеклопластом слева росло кряжистое дерево с пористой, пульсирующей корой. На его плакучих ветвях шевелились удивительные листья, похожие на грозди винограда, только красного колера. Ветки и сами были подвижны, а потом из грунта стал вытягиваться корень. Высунулся весь, потыкался в почву и начал закапываться.

Камера справа была пуста, за задней стенкой стояла темнота.

Ломов надавил на холодную гладкую стенку. Толстенькая, однако. Пятки у него закаленные, конечно, доску перешибут, а вот стеклопласт этот… Вряд ли.

– Ломо!

Антон удивленно обернулся. За прозрачной шторой собралась целая толпа коренастых, широких в кости, накачанных однопланетников Китеша. Надо полагать, на Тавассе притяжение сильнее земного. Хочешь не хочешь, а качком станешь.

Стенка с шелестом поднялась, и один из здоровяков указал на лейтенанта растопыренными пальцами:

– Вот он, почтенный Кепеш.

Вперед шагнул седой качок. Бесцеремонно оглядев Ломова, он сказал:

– Мое имя – Кепеш. На этом корабле я – старший в клане Ширра. Ты, Ант Ломо, нанес оскорбление Китешу, сыну Нгоша. Стало быть, и всему клану Ширра. Оскорбление смывается кровью. Ты будешь биться, Ант Ломо?

– Почтенный Кепеш, – серьезно ответил лейтенант, – я вовсе не хотел оскорбить сына Нгоша. Просто Китеш был груб, а я – воин, для меня честь много значит. Если Китеш принесет мне свои извинения, я прощу его. Если же он хочет биться… Ладно, я согласен.

Кепеш кивнул.

– Выбор оружия за тобой, Ломо.

Тут вышли двое молодых, они держали в руках ножи, большие и не слишком, прямые, схожие с кавказскими кинжалами, и кривые. Третий молодчик предлагал шипастые кастеты и кольчужные перчатки – как врежешь, челюсть своротишь.

– Почтенный Кепеш, я предпочитаю биться без оружия.

Седой одобрительно кивнул.

– Китеш молод и неопытен, чтобы защитить достоинство клана, – сказал он, – поэтому я выставляю другого бойца. Раш Ширра!

Из строя вышел молодой тавассианин с обритой налысо головой. Он был в одних коротких штанах и босиком.

Кепеш вопросительно глянул на Ломова. Антон кивнул: годится.

Сулима с Черновым подошли поближе.

– А биться как, – поинтересовался капитан, – до смерти или до первой крови?

Седой аж языком прищелкнул от удовольствия, до того ему понравилась формулировка.

– До первой крови! – с чувством сказал он и сделал жест: разойдись.

Тавассиане отошли в обе стороны, освобождая квадрат в ширину коридора, где-то четыре метра на четыре. Вполне себе ринг.

Антон стянул берет и тельняшку, скинул сланцы. Размялся малость.

– Готовы? – возвысил голос Кепеш. – Начали!

Присев, Раш Ширра выставил мускулистые руки, пошевелил короткими толстыми пальцами. «Штангу тебе тягать, – подумал Ломов, – а не по татами прыгать».

Пол под ногами был в меру упруг, самое то для восточных единоборств.

Легким танцующим шагом Антон приблизился к Рашу. Тот метнулся навстречу, с целью облапить как медведь, но Ломов отступил и провел красивый двойной удар – большим пальцем ноги в висок, разворот спиной и обратный мах ногой.

От жесткого удара Раш увернулся, а вот обратный пропустил – и покатился по полу, как сбитая кегля. Тавассиане зашумели.

Тут же вскочив, Раш кинулся в атаку, молотя кулаками. «Ах, так ты и боксировать умеешь? Ну-ну…»

Антон улыбнулся, припомнив, сколько раз за свою не столь долгую жизнь он благодарил старшину Макарыча за то, что тот гонял салабона Ломова, вколачивая в него науку побеждать.

Макарыч не выступал на чемпионатах и не снимался в кино, хотя того же Брюса Ли уделал бы минуты за две. Конечно, ценители «строгого» кун-фу или карате мигом возмутились бы подходом Макарыча, а тому было плевать на мнение знатоков – старшина отбирал самые эффективные приемы, цеплял их в связки и повторял, повторял, повторял… До автоматизма, до рефлекса.

Однажды в Хасавюрте, когда перед Антоном возник бородатый бандос с «калашом», руки сделали все сами: отвели ствол и разбили чечену горло. Мгновение – и победа. И жизнь…

В следующую секунду Ломов поплатился за невнимательность – кулак Раша разбил ему губу. Первая кровь!

– Пре-кра-тить! – раздался скучный монотонный голос, и тавассиане мигом прижухли, суетливо расступились, освобождая дорогу Тхану Коху.

Раш тоже вздрогнул и опустил руки, а вот Ломов плевать хотел на всяких там ангиан и прочих истинных арийцев.

– Ки-йя-я!

Подпрыгнув, Антон приложил Ширру ребром стопы, и тот полетел на пол, едва не уйдя в кувырок назад.

Встряхнув руками, чтобы снять напряжение, Ломов повернулся к Коху. Кепеш в это время что-то торопливо лопотал, то ли на ангианском, то ли на тавассианском, помогая себе руками. Командир рейдера милостиво слушал его, внимательно разглядывая Антона.