Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти - [6]

На этом месте произошла смена относительных рамок: до эпизода с боевыми самолетами описание воспроизводило только ход игры со слушателя-ми, которое Орсон Уэллес позаимствовал из романа «Война миров» Герберта Уэллса. Но панически бегущие люди были в действительности. Из шести миллионов американцев, слушавших в тот памятный день радиопередачу, два миллиона приняли нападение инопланетян за чистую монету. Некоторые даже поспешно паковали свои вещи и выбегали на улицы, чтобы бежать от ужасной газовой атаки инопланетян. Телефонная связь на несколько часов оказалась заблокированной. Прошло несколько часов, прежде чем повсеместно объяви-ли, что нападение инопланетян — просто фикция [5].

Это легендарное происшествие, прославившее Орсона Уэллеса, наглядно подтверждает, что социальный психолог Уильям И. Томас был прав, когда в 1917 году сформулировал следующую теорему: «Когда люди интерпретируют ситуации как реальные, то последствия этих ситуаций реальны». Оценка реальности может быть настолько неправильной или иррациональной, насколько хочет — выводы, которые будут сделаны из нее, создают, тем не менее, со своей стороны, новую действительность. Так как слушательницы и слушатели, не услышавшие слов, что «Война миров» — игра со слушателями, восприняли вторжение инопланетян за действительность.

При этом можно себе представить, что коммуникационные возможности в то время не позволяли быстро проверить реальность новостей, и внизу на улицах людям были видны бегущие из других зданий, которые делали как раз то же самое, что и смотрящие на них. Как в этой обстановке может возникнуть подозрение, что все поддались обману? Люди пытаются подтвердить свое восприятие и оценку действительности путем наблюдения за ней: за тем, что делают другие, особенно в ситуациях, которые в связи с их неожиданностью и опасностью сначала несут с собой большие проблемы ориентирования: «Что здесь происходит?», «Что мне делать?».

Так возникает, например, знаменитый «феномен очевидца»: если много людей становится свидетелями несчастного случая или драки, редко кто из них приходит на помощь. Это происходит потому, что никто из наблюдающих точно не знает, какая реакция в данном случае будет правильной. Все стремятся ориентироваться друг на друга, и поскольку кажется, что никто не реагирует, все остаются стоять и смотреть. Никто не идет на помощь, но не из-за «бессердечности», как это часто комментируют средства массовой информации, а из-за недостатка ориентиров и на основе фатально протекающего процесса взаимного подтверждения бездействия. Участники создают себе общие относительные рамки и принимают решения внутри этих рамок. Люди, находящиеся в одиночестве, если сталкиваются с проблемой, что они должны оказать помощь, как правило, недолго думая вмешиваются в происходящее.

Пример «Войны миров» скандальный. Но он показывает всего лишь, что в основном происходит, когда люди пытаются сориентироваться. Современные общества, особенно в выполнении своих функциональных областей, ролевых требований и сложных ситуаций, способствуют постоянной интерпретационной работе своих членов: «Что здесь происходит?», «Какие ожидания я должен выполнить?». Большинство из этих вопросов не осознается, потому что большую долю этой работы по ориентированию берут на себя рутина, обычаи, сценарии и правила, то есть решается в тот же момент автоматически. Но в случае функциональных нарушений, мелких несчастных случаев, обмана или ошибок каждый начинает осознавать, что теперь требуется сознательно делать то, что в других случаях делается неосознанно, а именно — оценивать происходящее.

Такая оценочная работа проводится, само собой разумеется, не в безвоздушном пространстве, и не каждый раз начинается с нуля. Она тоже связана с «рамками», то есть с оптическими приборами, состоящими из многочисленных составных частей, которые одновременно приобретаемому опыту дают организованную структуру. Ирвинг Гофман, следуя Грегори Бэйтсону [6] и Альфреду Шютцу [7], описал множество таких рамок, их свойств, и при этом пришел к выводу о том, насколько охватывающим образом такие рамки не только организуют наше повседневное восприятие и ориентирование, но и как они, в зависимости от контекстных знаний и точки наблюдения задают совершенно различные оценки. Для обманщика рамки его действия являются «обманным маневром», а для обманутого они представляются инсценировкой [8]. Или, как заметил Казимирж Закович: «Для немцев 300 евреев значат 300 врагов человечества, для литовцев — 300 пар обуви, 300 брюк» [9].

В нашей связи особенно важен один аспект, который Гофмана особенно не интересовал: как именно образуются относительные рамки, определяющие и организующие интерпретацию ситуации, а также управляющие ею. «Война», несомненно, образует совсем не такие относительные рамки, как «мир», допускает другие решения и основания, кажущиеся разумными, смещает масштабы истинного и ложного. И солдаты следуют в своих восприятиях и оценках ситуаций, в которых оказываются, не любым указаниям, а оперируют в чрезвычайно специфической связи с образцами, которые позволяют им лишь ограниченный спектр индивидуальных интерпретаций.