Солдаты удачи - [30]

ГЛАВА VII

У меня появилась царапина во рту, и я велел Тиббзу присмотреть за важным пленником, а сам залез в кабину, нашел там бутылку южноафриканского бренди и сполоснул рот от крови, потом выплюнул все это на прожаренную солнцем землю и почти услышал, как муравьи подбежали проверить. Вдали выл шакал, и это напомнило мне вой одинокого койота там, в западном Техасе.

Бренди обжег царапину, но после двух больших глотков она перестала меня беспокоить. Еще один шакал завыл, теперь сразу два давали концерт под африканской луной. Я сказал Тиббзу, что он может поспать, а понадобится — я его разбужу. Потом проверил наручники на Гванде, для верности прицепил висячий замок к цепи, которой ноги Гванды были привязаны к переднему бамперу.

«Полковник» заговорил на своем слишком хорошем английском. Он говорил в несколько приподнятом стиле и с такой интонацией, которую англичане называют невыносимой. Я был уверен, что такой акцент доставил бы черному массу неприятностей в любой части юга Африки. Для этих мест это был странный, почти потешный выговор. Правда, у меня ничто в этом человеке не вызывало смеха.

Было ясно, что Гванда очень высокого мнения о себе, его самоуверенность переходила пределы разумного.

Погремев цепью, которой он был прикован к бамперу, он обратился ко мне на своем необычном афро-английском:

— Ты уверен, что эта цепь выдержит меня? Раз я для вас дикий зверь, то не надеть ли на меня намордник, чтобы я еще и замолчал?

— Поговори еще, и я, может, помогу тебе замолчать[20]. Думаю, это железо удержит тебя на месте. Если нет — то вот это точно заткнет тебе глотку, — и я указал на автомат южноафриканского производства.

— Отсюда до Солсбери далеко, — рассуждал Гванда. — Путь дальний и опасный. Для вас, конечно. Вы же хотите доставить меня туда живым. Вся местность кишит моими людьми.

— Я не уверен, что довезу тебя. Там видно будет, генерал.

Я не шутил. Я знал, что пристрелю его, как собаку, — он и был хуже бешеной собаки, — но не дам его сторонникам освободить его. Я убью его хладнокровно и с удовольствием.

Он изобразил на лице свою мерзкую улыбочку.

— Не надо называть меня генералом. Мне вполне достаточно звания полковника. Лоуренс Аравийский выше полковника не поднимался, а какие дела делал. Полковники взяли власть в Греции и Бразилии. Полковники работают, а генералы загребают их лавры.

— Значит, у тебя ют такой взгляд на историю, — перебил я его, не расположенный слушать эту мрачную личность. Я все больше склонялся к тому, что хорошо бы выпустить очередь в эту грязную глотку. — Ты, может, думаешь, что войдешь в историю?

— Если ты намекаешь на то, что я много читал, то это так. По крайней мере, в прошлом. Я же четыре года сидел в военной тюрьме, ты слышал об этом?

— За что?

— За то, что ответил белому офицеру. Очень молодому, с пушком на лице. Тот был с утра не в себе после ночного гулянья, глаза красные. Ну, и он за что-то взъелся на меня. Не знаю, за что. Да он и сам не знал, я уверен. Он назвал меня грязным и «мантом». А ты уже должен знать, что это свое, родезийское слово для черных. Если зовут «ниггер» — в Африке все мы ниггеры. Но у слова «мант» — свое, непередаваемое значение. «Ниггер» — это все же человек, черный-человек, а «мант» — это вещь, неодушевленный предмет. В последнее время это слово почти вышло из употребления из-за его особо оскорбительного характера. Мне тридцать пять, и я прожил здесь всю мою жизнь, но никто и никогда до того не называл меня «мант». Это слово несет в себе исключительно высокий эмоциональный заряд. И человек, который оскорбил меня, даже не был коренным родезийцем — это был молодой иммигрант из Англии. Большинство белых родезийцев поостереглось бы на его месте.

Гванда подчеркивал то одно, то другое слово, как политический деятель, выступающий с трибуны. Говорил он много, но его болтовня совершенно меня не занимала.

— Выпить хочешь? — спросил я его. Он видел, как я пил из бутылки, и знал, что я ему предлагаю не отраву.

— Выпил бы, — вежливо ответил он.

Гванда напоминал зловредного пса, которого держал мой дядя Пит в Бомонте во времена моего детства. Сам Пит был такой же противный, как его пес, поэтому, возможно, он и держал его. Пес был очень ласковый и вечно вилял хвостом как заведенный — до тех пор пока ты не подходил к нему близко, и тогда уж он хватал тебя за ногу.

Я не собирался предоставлять Гванде такую возможность. Он сам держал бутылку, пока пил. Он или так здорово пристрастился к спиртному, или его обуяла жажда, но он принял за раз больше четверти пинты крепкого бренди, прежде чем я успел отобрать у него бутылку.

— Этот белый офицер назвал меня «мант», да. Я знал, что он не имел на это права, и сказал, что подам на него рапорт, — продолжал Гванда. — Он снова обозвал меня, ну, я и ударил его. — Гванда улыбнулся, и я увидел в полутьме блеск его ровных белых зубоа — Раз уж ударил, думаю, стукну еще раз. И еще, и еще. Я бил его кулаками до тех пор, пока он не рухнул без сознания. Прямо на парадный плац. Я бы забил его ногами до смерти, если бы трое наших не оттащили меня.

— И загремел, — сказал я.