Солдаты — сыновья солдат - [32]
Важно знать, как взрослеет молодой солдат, как меняются его взгляды, что давит, что радует, какие заботы, скрытые желания и вопросы томят его.
И незаметно, порой между прочим, ненавязчиво, а иной раз подчеркнуто даются советы, внушаются мысли, подсказываются решения. Именно здесь посеется то, что взойдет потом плодами хорошего, продуманного, устоявшегося солдатского характера.
А как важно довести до солдата взыскание. То, что командир налагает приказом. Наказание специфично: его не преподносят провинившемуся, надев бархатные перчатки и сгибаясь в поклонах. Военная дисциплина сурова и требовательна. И опытный солдат всегда осознает свой промах. А молодой иной раз будет считать себя несправедливо обиженным. Потом поймет и он. Но зачем ждать этого «потом»? Копылов стремится разъяснить, показать солдату то, что невозможно сделать в коротком и жестком военном приказе. Замполит всегда убедит солдата, и тот убедится, что несправедливости нет, что все правильно, что виноват только он сам, и если не хочет нового наказания, так это очень просто сделать — надо лишь не совершать проступков.
Полное взаимопонимание царит между командиром роты и его замполитом. Совместно обсуждаются и решаются важнейшие вопросы жизни роты. Командир неизменно согласовывает отпуска, поощрения. Он своевременно сообщает свои планы, решения, что дает возможность замполиту способствовать по своей линии проведению их в жизнь.
Бывают тонкие нюансы взаимоотношений между солдатами и младшими командирами, например, или старослужащими и вновь пришедшими, в которые командир роты, в силу своего положения, не может вмешаться. Это делает замполит. Случается, что солдат, не имеющий, скажем, формального права на поощрение, получает его от командира роты по просьбе замполита, которым движут педагогические соображения. Много здесь есть тонких и сложных вопросов.
Могу только сказать, что когда командир роты и замполит, оба умные и хорошие офицеры, неразрешимых вопросов не бывает.
…Мы снова в самолете, на этот раз в маленьком АН-2. Первый прыжок молодых солдат.
Выпускающий — замполит Копылов. Самолетик быстро набирает высоту, застыли в ожидании солдаты. А Копылов без шлема стоит у двери с неизменной озорной улыбкой на губах, глаза весело блестят, он не устает говорить. Шутки, веселые воспоминания, подзадоривания так и сыплются. Солдаты смеются. И только сторонний наблюдатель может заметить, как цепко, как внимательно следит Копылов из-за веселой завесы своих шуток и прибауток за настроением и состоянием молодых солдат, которым сейчас, вот сию минуту, надлежит сделать и в буквальном и в переносном смысле решительный шаг. Копылов создает такой накал бодрости и веселья, так окрыляет их (тоже, пожалуй, и в прямом и в переносном смысле), что в решающий миг, когда раскрывается дверь, ни у кого уже нет времени заколебаться. Легко и уверенно, сопровождаемые веселым напутствием замполита, прыгают они один за другим в вихревую пустоту.
Рядом со мной оказался тот курносый, с ямочками на щеках. Я все посматривал на него — совсем мальчик, неужели не волнуется? А он все смотрел восхищенным взглядом на Копылова и все улыбался. Так, улыбаясь, весь окрыленный, оттолкнулся от порожка, совершая свой первый прыжок.
И мне подумалось, что Копылов, образцовый офицер и коммунист, хоть и сам еще молодой, но по праву напутствует молодых солдат и не только на первое, трудное военное дело, но и на гораздо более важное: на славные и не всегда легкие дела, которые еще ждут их в жизни.
РАЗМЫШЛЕНИЯ У МУЗЕЙНЫХ ВИТРИН
В мире существуют сотни тысяч музеев — самых разных, посвященных всем, наверное, мыслимым областям человеческой жизни. Есть среди них и музеи военные. Мне довелось побывать во многих.
Не говоря уж о Центральном музее Советской Армии в Москве, или Военно-морском музее в Ленинграде, хорошо знакомых всем советским людям, побывавшим в этих городах.
Был и в военном музее в Париже, где со стен свисают истлевшие знамена наполеоновских времен, где дремлет древнее такси «Рено», на собратьях которого еще в первую мировую войну генерал Галиени перебрасывал подкрепление к фронту, чтобы остановить рвавшиеся к французской столице кайзеровские войска.
В замке Святого Ангела в Риме я смотрел на старинные пушечные стволы, в Ля-Валетте, на острове Мальта, любовался строем деревянных рыцарей в натуральную величину, шествующих в своих доспехах по огромному залу дворца мальтийского ордена; в затерянном среди песков Эл-Аламейне на большом макете изучал, как разворачивалась историческая битва между войсками «Лисы пустыни», фашистского генерала Роммеля и войсками союзников.
В том небольшом, но любопытном музее по стенам висят фотографии генералов, у входа, раскаляясь под лучами африканского солнца, томятся бронеавтомобили и танки того времени с зияющими пробоинами в бортах, а в одном из залов за стеклом в полный рост воспроизведен английский парашютист в буром комбинезоне…
И вот теперь, за тысячи километров от невозможно жаркого Эл-Аламейна, на Рязанщине, пасмурным осенним днем я вновь стою перед стеклянной витриной, за которой в полный рост воспроизведен парашютист, но уже в зеленом комбинезоне.
