Солдаты — сыновья солдат - [28]
А как выглядит не первый?
Учебная тревога.
За службу в армии солдат участвует в них десятки и десятки раз.
И когда хорошо обученное подразделение выходит по тревоге, это зрелище, прямо скажем, впечатляющее.
Никакой суеты, никакого шума, точные, негромкие фразы. Никто не толпится у пирамид с оружием, у выхода, у вешалок с шинелями. Все давно продумано, рассчитано, затвержено.
И вот уже подразделение стоит перед казармой. Офицеры заканчивают проверку. Негромкие команды: «Равняйсь, смирно, направо! Бегом марш!»
Через десять минут машины выезжают за ворота городка…
Путь к аэродрому недолог.
На взлетной полосе застыли самолеты — огромные, черные, залитые предрассветным ледяным светом луны.
От опушки к самолетам тянутся бесконечные цепочки десантников.
Я смотрю и удивляюсь той поразительной организованности, той слаженности и целесообразности, с какой все это происходит! Словно работает огромная машина, эдакий запрограммированный умный автомат, исключающий случайности и неполадки.
Но это не автомат, а люди, и управляют ими не электронный мозг, а воля, опыт и ум командиров. Здесь каждый знает свое место, и нужны немногие минуты, чтобы заполнить огромное чрево самолета.
Десантники в полном боевом снаряжении ждут. Чего только ни берут они с собой в полет! Черные сухари и концентраты, котелки и ложки, спички и фонари, взрыв-пакеты и санпакеты, лопатки и десантные ножи, пистолеты и автоматы. А еще радиостанции, пулеметы, мины, приборы для радиолокационной и химической разведки, боеприпасы…
Не берут только ничего лишнего.
Каждая вещь, каждая мелочь не случайна.
Годы проверок, исследований, опыта потрачены на то, чтобы установить величину и вес лопатки, форму и тяжесть ножа, калорийность и количество продуктов. Ничего из строго необходимого десантник не оставит на земле, ни одной лишней нитки не возьмет с собой в воздух.
Солдаты знают это, И не ворчат на тяжелый груз.
Но вот взревели двигатели — один, второй, третий…
Могучие машины выруливают на старт, и одна за другой взмывают в предрассветное небо. Где-то там, в вышине, они выстраиваются тройками и уходят в далекий путь.
Я сижу в гермокабине в обществе офицеров и смотрю в иллюминатор.
Стало светло. Из-за края горизонта выплывал уже золотой туман.
Словно связанные невидимой нитью, летят все на том же расстоянии друг от друга самолеты, ровно гудят моторы. В самолете тихо дремлют десантники.
Вошел бортмеханик, что-то сказал офицерам. Они поднялись, надели шлемы.
И вот створки огромного люка начали стремительно раздвигаться. В самолет хлынул свет, ветер, рев двигателей.
Солдаты зашевелились.
Наконец над люком зажглась желтая лампа, взревела сирена. Выпускающий, стоявший у разделителя потока, приоткрыл левую дверцу.
Теперь вспыхнула зеленая лампа, а сирена задышала часто и прерывисто.
И в течение нескольких секунд в машине не осталось никого.
С удивительной, прямо-таки сказочной быстротой один за другим десантники сначала одного потока, потом второго исчезли в люке.
Только и остались что мерно покачивавшиеся на тросе вытяжные веревки.
А внизу, стремительно удаляясь, расцветали оранжевые шарики парашютов, словно буйки на широкой голубой воздушной реке.
Потом буйки стали белыми. Они уплывали все дальше. Три пунктирных дорожки протянулись за тремя самолетами и растаяли вдали.
Створки люка медленно закрылись, Я возвращаюсь на аэродром.
Тем временем, коснувшись земли, солдаты мгновенно преображаются; сняты подвесные системы, отброшено все лишнее, подразделения собрались возле своих командиров.
Не прошло и несколько минут, как часть приступила к выполнению задания.
Это дальний рейд по тылам «врага». Бессонные ночи, скрытые передвижения, смелые налеты на штабы и командные пункты, неожиданные засады, бесконечное наблюдение…
Трудности, сложности, препятствия и их преодоление. Романтика ратного труда.
Романтика «небесной пехоты».
А в конечном счете обычные дни десантной службы…
ОКРЫЛЕННОСТЬ
Со старшим лейтенантом Владимиром Ивановичем Копыловым, в то время замполитом роты, я познакомился сначала заочно. О нем рассказали мне его начальники — подполковник Серегин и начальник политотдела подполковник Зубов. Что именно они говорили, и так ясно: иначе не появился бы этот очерк.
Однако не всегда характеристику можно услышать или прочесть на бумаге. Иной раз можно увидеть в глазах собеседника. И значительность ее отнюдь не становится меньше от того, что собеседник пребывает в совсем скромных военных чинах.
Во всяком случае дневальный, к которому я обратился с вопросом, когда пришел в расположение роты, пока что дослужился до рядового. Он прибыл в часть совсем недавно и даже не получил еще гвардейского знака. Выглядел совсем мальчиком: и курносый нос, и ямочки на щеках возраста ему не прибавляли.
— Вы знаете старшего лейтенанта Копылова? — поинтересовался я.
— Так точно! — радостно ответил дневальный. Ответ был краток по-военному, но в глазах солдата можно было прочесть целую речь: «Еще бы, кто не знает Копылова! Даже странно задавать подобный вопрос! Копылов…»
А потом я познакомился с Копыловым лично. Это было уже в самолете, на учениях. Учения всегда волнуют, они требуют особого напряжения, что именно я и ожидал увидеть, наблюдая за десантниками перед прыжком. Ожидания не оправдались. Уж не знаю, что творилось у них в душе, но внешне они были совершенно спокойны: кто улыбался, кто подремывал, кто что-то интересное обсуждал с соседом. Правда, все они — старослужащие, но все же…
